Книга Женские сказки. Книга 2 - Юлия Ляпина

Подкрепившись и запив бутерброды, чаем она продолжила:

– Я не хочу жить в квартире, которую ты называешь нашей, потому, что там все – твое. Там нет ни единого уголка, в котором мое вмешательство не нарушило бы гармонию! Твой чертов архитектурный замысел!

Выплескивая наболевшее, Настя встала и принялась ходить по крошечной кухне потирая руками плечи.

– Там нет мне места! Пространство для жизни заполняют двое, а ты просто выделил мне угол с подписью «жена» и обставил его в соответствии со своим представлением о верной супруге! Даже постельное белье выбрал сам, подходящее по цвету к ковру и спинкам кровати! И кроме того, Настя села и отхлебнула остывший чай, ты всюду представляешь меня «моя жена», и никогда: «мой дизайнер», «мой юрист», а ведь я вытащила твою фирму минимум из двух серьезных заварушек с документацией! И разработала четыре проекта принятых заказчиком в качестве лучших! Ты хочешь задвинуть меня на полку? Приковать к тумбочке в качестве детали интерьера? Я так не могу Петь. Я восхищаюсь твоей работой, я ею горжусь, и готова мотаться с тобой из страны в страну, но у меня должен быть якорь, должно быть место, куда я захочу вернуться, а вернуться, я видимо могу только сюда.

И Настя обвела рукой полупустую кухню. Петр ошеломленно молчал. Он не думал, что все зашло так далеко и так больно. Ему с детства внушали, что обязанность мужчины обеспечить семью, окружить жену комфортом и не отказывать в капризах, и он старался сделать, так как считал нужным и должным. А оказывается, заключил жену в кокон своих предпочтений словно завернул в толстое одеяло.

Полночи Петр просидел на кухне, потягивая то чай, то отыскавшийся в припасах коньяк, а под утро, заглянув в комнату замер. Настя не ушла в спальню, на огромную старинную кровать, свернувшись калачиком на старенькой тахте, она трогательно посапывала, во сне, изредка жалобно всхлипывая и принимаясь что-то бормотать. Присев рядом Петр погладил жену по голове, а потом к собственному удивлению прилег рядом, обнял и успокоенный принятым решением уснул.

Василиса и Кощей посадив племянника на рейсовый автобус вернулись в свое ипотечное жилье. Оглядев подзабытые хоромы, Василиса вдруг скинула на пол рюкзачок, уютно устроившийся на спине, стряхнула любимые спортивные туфли, и с размаху плюхнувшись на широченную кровать, лукаво поманила к себе мужа:

– Иди сюда.

– Вась, ты чего?

– Ложись, Финист мой, ясный сокол, буду тебя соблазнять.

– Вась, ну дай хоть раздеться!

Простонал для виду Кощей, а сам торопливо скидывая рубашку и майку, уже падал на пушистое покрывало.

Василиса, продолжая усмехаться, извлекла из комода большую пачку влажных салфеток, и принялась с самым серьезным видом протирать Кощею лицо, уложив его голову себе на колени, ну подумаешь, аккуратная девичья грудь нависает прямо над расширившимися зрачками уставшего мужа, а голый животик соблазнительно дышит теплом и дурманит ароматом женской кожи?

Закончив с лицом и шеей, Василиса перебралась на грудную клетку, проверяя качество работы быстрыми поцелуями или остреньким розовым язычком. Спустившись до широкого ремня джинсов, она неожиданно остановилась, и занялась руками. Протерев каждый палец, смуглую от загара кисть и крепкое предплечье она начала водить влажным пальчиком по красиво очерченным мышцам плеч. Потом вновь уделила внимание грудной клетке, животу, а затем, стянув с мужа джинсы перевернула его на живот и уселась верхом на мускулистые бедра.

Влажная целлюлозная тряпочка вновь начала свой путь от шеи до пяток, прохладные касания перемежались поцелуями, поглаживаниями и непрестанным ерзаньем аппетитных частей женского тела едва прикрытых тонкими трусиками. И наконец, Кощей не выдержал, извернулся, схватил истомленную ожиданием наездницу и слился с нею в жарком сражении.

Потом они лежали, ласково перебирая волосы друг друга и тихо разговаривали:

– Скажи, ты правда хочешь от меня ребенка?

– Правда, хочу, детей.

– А кого больше – мальчика или девочку?

– Девочку похожую на тебя, такую же красивую и добрую.

– Ой, Костя! А Ванька как добрался?

– Добрался, наверное, не волнуйся, парень уже большой, вон как лихо на свадьбе погулял!

Василиса прыснула, вспомнив художественную роспись помадой на лице Кощеева племянника.

– Да уж, но все же проверь телефон, пожалуйста.

Кощей свесился с кровати, добираясь до джинсов, в кармане которых был телефон, чем Василиса беззастенчиво воспользовалась, улегшись на мужа сверху, болтая ногами и кусая его за ухо.

– Ну вот, смс, добрался хорошо, мама встретила. Будем спать или пойдем чего-нибудь пожуем?

– Сначала «что ни будь», а потом пожуем!

– Согласен, сдавайся! Кощей сделал зверское лицо и стряхнув жену старательно подмял ее под себя. Теперь мой черед покорять вершины!

– Сдаюсь, смеясь затрепыхалась Васька и спрятавшись под Кощея обняла его как могла крепко, прижалась щекой к его сердцу, и прошептала:

– Любимый.

Аленка и Иван почти в темноте добрались до квартиры свекрови. Е Аленкиным родным ехать было бесполезно – после женитьбы ее брата места там просто не было.

Уставшая от долгой дороги Аленка мечтала ополоснуться и прилечь – ноги начали потихоньку отекать, да и бодрствовать в десятом часу стало сложно. Отец Иоанн тоже мечтал передохнуть и еще раз проверить бумаги собранные с миру по нитке – справки из сельской администрации, отчеты старосты и прежнего настоятеля, направление в село от епископа и указания от благочинного. В общем, целая папка бумажных дел на неделю, а то и больше.

Родимый дом, однако, встретил отца Ивана неприветливо – сестры уже спали вместе с мужьями, подкинув детей бдящей в ночи бабушке. Ворча и погромыхивая кастрюлями, мать сообщила, что еды никакой нет, разве что яиц им сварить, но тогда не хватит на утреннюю яичницу прочим гостям.

Не желая спорить и чего-то добиваться Аленка, разувшись, прошла в комнату, которую занимали они с мужем. И замерла: их вещи, вываленные из шкафа, валялись в коридоре. В кровати спали, разметавшись, дети. Аккуратный рабочий стол превратился в груду грязной бумаги и огрызков, а любовно приготовленный пакет с пеленками валялся под столом и был облит чем-то ярко-желтым.

Не говоря ни слова, Аленка развернулась и ушла – из комнаты, из квартиры, из дома. Иван догнал рыдающую жену у подъезда и стал спрашивать, что случилось с ноткой искреннего непонимания в голосе. Он привык к неурочным визитам сестер в любое время дня и ночи, привык к постоянному хаосу, который устраивают дети без присмотра взрослых, привык и к тому, что в доме его считали чем – то вроде рабочей силы с минимумом личных функций. Но для женщины на довольно большом сроке беременности собственные кружевные трусики, разбросанные на полу перед взглядами посторонних, были верхом цинизма и обиды лично ей. Кое-как объяснив все это Аленка, шмыгнула носом и вынула кошелек: