Книга Меч Господа нашего. Книга 2. Арабская весна - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бронежилет – стоял, прислоненный к стене. Шкаф – стоял прислоненный к двери. Даже если начнут ломать дверь – скорее все6го. Файлы успеют попасть в хранилище. А оттуда их уже не достать – все.
Правду не остановить.
Комп негромко пиликнул – и Дик хлопнул в ладоши.
– Всё! Ха….
Алиссон тупо смотрела на него.
– Что с тобой, мать.
Бывший полицейский курсант определил с одного взгляда. Метнулся к бару…
– Двадцать семь девяносто девять… – с сожалением сказал он, сворачивая красную голову миниатюрной бутылке. Давай – залпом.
Алиссон так и смотрела – она просто не понимала, что происходит.
* * *
Только после того, как он силой скормил ей весь джин – до нее начало доходить. Шок…скверное дело, бывало, что люди умирали, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем. Для выведения человека из такого состояния – пока это еще возможно – нужна сильная встряска: клин клином. Мордобой, секс, водка – все что угодно. Дик не мог помочь ни по первому, ни по второму пункту – оставалось третье. К счастью – помогло…
Она разревелась. Страшно, навзрыд – как прорвало плотину. Она не могла ничего внятного сказать – она просто сидела и выла. Дик молча ждал…
Прошло больше часа. Дверь никто не ломал.
– Ну? – наконец сказал он – все?
– Они… – она смогла вымолвить слово – убили. Убили…
– Знаю…
– Убили…
– Знаю…
Дик внезапно хлестнул ее по щекам, крест-накрест. От неожиданности она замолчала.
– Слушай сюда. Эти уроды – одинаковые, понимаешь. Что на улице, что в этих вертолетах. Просто у одних в руках автомат, у других – вертолет.
– Господи… они их убили.
Из распахнутого настежь окна, у которого стояла на подставке спутниковая антенна – тянуло дымом пожара…
– Чуешь? Здесь война начинается… второй Бейрут нахрен будет.
– Но как…
– А вот так. Приди в себя, мать. Они все одинаковые. Исмаил – такой же.
Она вдруг вспомнила.
– Исмаил!
А если он был там?!!!
Дик вырвал у нее аппарат.
– Ах ты, сукин сын! Педик проклятый!
От удара она полетела на кровать. Еще раз. Еще…
– Лежать!
– Ты!
– Лежать, сказал!
– Он мог быть там!
– Да, и причем что с той, что с другой стороны. Здесь человеческая жизнь и плевка не стоит! И я нахрен не хочу, чтобы ты навела на нас карателей с черными флагами!
– Он не такой! Он…
– Ты уверена, что это так? Ты можешь мне гарантировать, что это так? Гарантировать – можешь, а?!
Несчастливый гомосексуалист и несостоявшаяся лесбиянка – разъяренно смотрели друг на друга в номере каирского отеля, расстрелянного города, который медленно, но верно, с каждым часом погружался в трясину гражданской войны. Причем такой, которая хуже ливанской… наверное такой, какая была в России в начале двадцатого века.
– Нет.
– Вот именно.
– Но он…
– Выпутается сам – подытожил Дик – господи, Алиссон, ты же взрослая женщина. Он у себя дома, это мы, нахрен на чужой планете. Если он собирается сделать какую-то глупость – вряд ли ты его остановишь, согласна?
Алиссон устало села на кровать.
– Сволочь ты, Дик. Ты никогда не любил, потому ты такая сволочь.
– И еще какая. Просто я предпочитаю остаться живой сволочью. А ты – тянешь нас на дно, поняла?
Алиссон устало вздохнула.
– Ладно, ты прав. Отправил?
– Ну, наконец то. Все тип-топ. Я не только отправил – я еще положил в хранилище несколько хороших скринов[45]. Думаю, за них там бойня уже идет.
– Вообще – то контракт…
– Да брось, мать… – отмахнулся Дик – ты, похоже, не поняла, что происходит. Мы одни из немногих – если не единственные – западные репортеры, которым повезло находиться в самом эпицентре. Мы можем выбирать, от нас все зависит. Никто и слова не скажет, если мы потребуем выплатить за нас ипотеку и снять по возвращении для нас Максим. Или хотя бы Четыре сезона[46]. Мы определяем правила игры. И если мы сейчас пойдем и еще поработаем на улице – выпускающий редактор закажет в нашу честь памятник из чистого золота…
Зазвонил телефон. Дик подмигнул.
– Вот видишь?
Лучше погибнуть в битве, чем спасаться бегством.
Это будет славная охота, хотя для многих она станет последней.
Полковник Тури проснулся по будильнику. Ровно три сорок пять ночи по местному времени. Восток оживает в шесть часов утра – к этому времени они должны будут уже занять танковый городок, загрузить снаряды и топливо, разобраться кто с кем.
Он вышел во двор своего небольшого дома, немного попрыгал, приводя себя в порядок комплексом упражнений, потом вылил на себя ведро холодной воды – роскошь здесь, где летом пятьдесят в тени не редкость. Начал одеваться. Есть он не собирался – если получишь ранение в живот, лучше, если он будет пустым.
Когда он пристегнул кобуру с пистолетом и начал проверять нож, который купил вчера – складной, но смертельно опасный, каким можно в секунду зарезать человека – на пороге их маленького уютного дома появилась жена. Она была наполовину немка, тоже дочь офицера, он познакомился с ней много лет назад, и до сих пор была единственной женщиной в ее жизни.
Он коротко глянул на нее, сложил нож и убрал его в карман. Она машинально прикрыла рот ладонью, в глазах стоял ужас. Она все поняла.
Конечно же, он ей ничего не сказал. Одно оброненное слово – и шариатским судом будут судить уже тебя.
– Бери детей – коротко сказал он – беги на юг, к границе.
Он ненавидел их. Он согласился заседать в трибунале, в исламском трибунале – но при этом он ненавидел их. Солдат, забывших о долге и присяге. Ублюдков, которые стали учить его как делать свою работу и как жить. Он заседал в трибунале, чтобы обезопасить себя и давать знать друзьям о беде – а так он ненавидел их, тяжело и страшно…
