Книга Люций: Безупречный клинок - Йен Сент-Мартин

А теперь Вечный исчез. Свет украденных им душ, прикованных цепью к зловещему ядру его собственного духа, становился всё тусклее по мере его отдаления. Он больше не рядом, он не сможет защитить демона по имени Кларион от той судьбы, которую она сама себе уготовила.

И чтобы эта участь её не постигла, колдуну пришлось на короткое время отложить в сторону труд всей жизни. Радостная музыка продолжала бы вращаться бесконечно по спирали и без его заботы.

Композитор надел свой гребенчатый шлем, маска которого отражала вечную тьму пустоты. Ткань мантии, сшитая из ладоней, глаз, губ, ушей и носов сотен людей подрагивала в такт движению. Бахрома из пришитых к подолу ткани пальцев скользила по полу, пока священное облачение подпитывало разум колдуна чистыми ощущениями от органов чувств.

Он спускался с башни, его посох стучал по ступенькам. Колдун направился к мостику «Диадемы». Толпа разодетых в рясы послушников, тащивших закованных в цепи рабов, поспешила к нему навстречу, но он жестом остановил всех, кроме одного. Новый раб, всё еще истекающий кровью после манипуляций Чезаре, станет его компаньоном на прогулке.

Люций ушел, и теперь Композитор стал хозяином «Диадемы». Демон Кларион была важна для мечника в каком–то плане, а так же открывала огромный спектр возможностей для колдуна. Поэтому её захват необходимо предотвратить. Судьбе снова придется потерпеть. Пока Вечного нет, Композитор проследит за соблюдением всех пактов.

Афилай опустил плечо и рванул в атаку. Одна из Нерожденных вскинула клешню, напевая гимн. Они столкнулись, и терминатор кулаком швырнул демона в пятно света на потолке. Он полоснул когтями снизу и разорвал демонетку на три части. Кислое вино и серебристая субстанция пролились из кусков плоти, забрызгивая его сабатоны, когда он пронесся мимо.

Тактическая броня дредноута не была рассчитана на бег. Сильные стороны заключались в почти непроницаемой керамитовой конструкции и способности наделять владельца силой самого разрушительного переносного оружия, когда–либо изобретенного человечеством. Тем не менее, если доспехи носил опытный воин, он был способен на таранную тяжелую атаку, хоть и не быструю, но неудержимую, словно лавина.

Афилай никогда не носил доспехов терминатора ни в дни Крестового Похода, ни в кровавые годы Хтонийского Провала. Его никогда не возвышали в священные ряды Стражей Феникса — телохранителей самого примарха. Их награждали бесценными доспехами, предназначенными только для элиты легиона. Он жаждал этого больше всего на свете, но не удостоился такой чести.

Позже Афилай сам обрел доспехи путем убийства. В те времена, когда легион бежал от неудавшейся осады, преследуемый и изгоняемый мстительным Империумом в Око Ужаса, Афилай терпеливо ждал своего часа. Он использовал свой шанс, как только появлялась такая возможность. В разгар битвы или во тьме нижних палуб корабля он выслеживал своих раненых или отрезанных от боя собратьев. Одного за другим он убивал их, собирая свою предательскую броню часть за частью. Имена убитых всё еще гордо украшали доспехи. Братья стали жертвами его желания.

Веревки волокнистых мышц толщиной с человеческую руку обвили и сжали конечности терминатора. Афилай фыркнул. Броня снова дралась с ним. Слияние стольких разных доспехов породило уникального дикого выродка духа-машины в ядре боевой брони. Он знал, что Афилай сделал, чтобы создать доспехи, и ненавидел его за это. Воин чувствовал гнев духа-машины, пытающегося ослабить защиту и жалящего в то время, когда воин несся по коридору, заполоненному демонетками.

Афилай зарычал из–за сопротивления духа и улыбнулся. Он победил и наслаждался тем, что подчинил извращенную волю доспехов своей собственной, точно так же, как наслаждался ненавистью своих братьев за то, что сделал для достижения цели. Экстаз пурпурно-золотой боевой брони и невероятная сила, которую она давала. Дух был не в силах отказать. Доспех принадлежал воину по праву завоевания. И только это имело значение.

Еще одна демонетка погибла — выстрел его комби-болтера разорвал её на куски. Части тела еще одной свисали с зазубренного золотого лезвия, закрепленного под оружием — кусок таза и изодранная нога, безвольно волочащаяся за терминатором по палубе. Демонетки зашипели и отпрянули назад, дым клубился от их плоти.

Афилай засмеялся, и из–за шлема раздался ужасный грохот. Гексаграмматические обереги, выгравированные на доспехе Композитором и его помощниками, переливались всеми оттенками фуксии, лазури и изумруда. Нерожденные страдали даже от того, что просто находились рядом с ним, когда руны сжигали смертные оболочки, удерживающие отвратительных существ за пределами варпа.

Афилай смирился со своей судьбой в качестве раба Композитора. Он оставался рабом на протяжении веков. Воин III легиона в плену у колдуна — такова его судьба, с которой мало кто позволил бы себе смириться. Однако, несмотря на все запреты, служба под началом Композитора спасла от оков устаревших представлений легиона, находящегося в предсмертной агонии, и парализующей потери чувствительности, свирепствующей в их плоти. Больше он никогда не покинет доспехи, яро ненавидящие его, но после всего того, что Афилай сделал, дабы заполучить их, ему особо и не хотелось. Он был доволен гробницей, которую возвел сам себе.

Огромная клешня сомкнулась над его болтером. Афилай вонзил наэлектризованный коготь прямо в лицо кричащей демонетки, смеясь и наблюдая за тем, как та падает, всё еще держась за штык, прикрепленный к оружию. Труп волочился следом, медленно превращаясь в ртуть и серу — реальность отвергала присутствие демона благодаря орнаменту на броне терминатора.

Афилай с грохотом и топотом остановился перед богато расписанными дверями мостика «Диадемы». Позади себя он оставил полную безумия сцену. Осквернение коридора каким–то образом вышло за пределы бойни ксеносов и после его прибытия опустилось от простого ужаса до полного кошмара. Огромное количество разорванных тел демонеток загрязнили воздух пеленой благовоний и серы.

Выпуклые пластины брони терминатора укрыла эктоплазма и хрустящие куски демонической плоти точно так же, как пол и стены в коридоре. Пурпурная краска и золотая отделка тлели, разорванные соединения и обрезанные пучки кабелей искрили. Локтевой сустав левой руки заклинило, а кулак так обильно покрыла запекшаяся кровь, что ему пришлось дважды стукнуть им по стене, чтобы освободиться и пошевелить когтями.

Из–за бронированной панели появился сервитор, вмонтированный в нишу над аркой дверного проема. Верхняя часть туловища и голова осужденного раба зашевелились, и она ожила. То, что осталось от её лица, не тронутого ауспексом и связками сенсориума, смотрело на Афилая сверху вниз, обдавая его дюжиной сканов и цифровых аутентификаторов одновременно. Сморщенная серая плоть вокруг её единственного глаза дернулась, и сервитор снова безмолвно осела, втянувшись в свою нишу. Двери открылись с глухим лязгом огромных зубчатых колёс. Перед Афилаем открылся вид на командную палубу «Диадемы», полную демонов.

Кларион ждала, что они убьют всех. Каждая женщина, каждый мужчина и каждый мутант на мостике «Диадемы» должны были погибнуть либо от рук эльдар, либо от рук тех, кто наблюдал за ними снаружи корабля, ожидая своего часа, чтобы заявить на ударный крейсер свои права. И кто бы не добрался до них…