Книга Время банкетов - Венсан Робер

Мы уже упоминали приемы такого типа, в частности беспримерную встречу, устроенную депутату Гийему в Бресте, о которой, впрочем, «Конституционная» отозвалась весьма немногословно. Но жители Мюлуза сделали еще один шаг вперед, поскольку устроить такую встречу депутату, который не представляет в палате данную местность и не имеет никакого отношения к Эльзасу, было поступком неслыханным. Мюлузские либералы с Жаком Кёкленом во главе понимали это так хорошо, что уточняли в своей брошюре: «Тот факт, что он является депутатом от другого департамента, не мог послужить препятствием, напротив, горожанам Мюлуза, как и прочим жителям департамента, это позволило доказать, что в депутате они видят представителя всей Франции, что они не делают различия между французом из Пиренеев и французом с берегов Рейна». Таким образом, банкеты, устроенные в честь генерала Фуа, как и те, какие в то же самое время были организованы в честь Манюэля, служат знаком возникновения общенациональной политической жизни, становления общенациональных партий или по крайней мере общенациональных политических тенденций. На улицах начинают слышаться крики «Да здравствуют депутаты левой!», «Да здравствуют левые!», на что участники кольмарской контрдемонстрации отвечают: «Да здравствуют правые!» На страсбургский банкет не пригласили депутата-монархиста Ренуара де Бюссьера, в результате чего на банкет не пришли и те его собратья, которые приглашение получили.

Что же до политических идей и требований страсбургских и мюлузских граждан, о них совершенно ясное представление дают произнесенные тосты. Ни одного тоста ни за короля, ни за августейшую фамилию, как и следовало ожидать. Но не было и прямых упоминаний Хартии: участники банкета явно полагали, что нация отныне свободна сама определять свои права. В Страсбурге тосты произносят «за генерала Фуа, защитника наших прав, наших конституционных свобод! За левых, за людей неподкупных, за защитников наших свобод!» В Мюлузе первый тост поднимают за генерала Фуа, второй — за отсутствующего Вуайе д’Аржансона, третий — за отсутствующего господина Биньона, четвертый — за господина Кёклена, пятый — за всех депутатов, защищающих общественные свободы, шестой — за граждан департамента, которые украшают празднество своим присутствием, седьмой — за избирателей Верхнего Рейна, восьмой — за армию, и наконец, девятый и последний — за союз наций, наслаждающихся представительным правлением (в тот период к таковым относятся Объединенное королевство, Испания и, как надеются участники банкета, Франция… противостоящие Священному Союзу). Сто пятьдесят сотрапезников в Страсбурге, две сотни сотрапезников в Мюлузе, разумеется, не были все поголовно карбонариями, но если бы бельфорский pronunciamiento[223] хотя бы на первых порах увенчался успехом, они присоединились бы к нему без колебаний.

Лион и воспоминания

Гораздо сильнее должен был встревожить правительство банкет, состоявшийся месяцем позже, во вторник 9 марта 1821 года, в Лионе. Между тем, если верить префекту, мероприятие было ничуть не опасным:

Скандальная сцена, случившаяся 9-го числа, имела лишь одно-единственное последствие: особа, ставшая ее предметом, а равно и актеры, опустившиеся до участия в ней, были опозорены и подняты на смех. Право, нельзя было придумать ничего лучшего, чтобы выставить себя на посмешище и окончательно замараться. В этом отношении власти могут поистине поздравить себя с этой резкой выходкой, которая сделала их настолько же более сильными, насколько более смехотворной она сделала партию [разумеется, либеральную][224].

В таком случае непонятно, отчего же местная администрация — судя по ее переписке с Парижем — так сильно встревожилась. Непонятно также, отчего годом раньше местные власти предприняли значительные — и, между прочим, увенчавшиеся успехом — усилия, чтобы вынудить лионских либералов отказаться от организации подобного приема. А поскольку сами либералы, со своей стороны, были весьма удовлетворены тем, как прошел банкет, и даже увековечили его в брошюре («Праздник, устроенный лионцами в честь г-на Корселя») и литографии, следует присмотреться к этому мероприятию повнимательнее[225].

В самом деле, в августе предыдущего года префект, граф де Лезе-Марнезия, и начальник лионской полиции выбивались из сил, стремясь отговорить главных лионских либералов от устройства большого приема в честь депутата Корселя.

Кто был этот герой праздника? Клод Тиркюи де Корсель, депутат от департамента Рона, представлял собой политическую фигуру довольно оригинальную, но в эпоху Реставрации не уникальную среди либералов благородного происхождения. Родился он в Глезé, во время Революции эмигрировал и даже сражался в рядах армии Конде; но, вернувшись во Францию в 1799 году, отошел от политики и во время Империи вел жизнь сугубо частную. Из тени он вышел в 1814 году и, по-видимому движимый патриотическим чувством, предложил Ожеро свою помощь в деле защиты Лиона от врагов. Во время Ста дней Корсель сделался полковником лионской национальной гвардии, а затем поплатился за этот нелепый жест двумя годами изгнания. Этих двух лет он Бурбонам так и не простил, а когда в 1819 году его избрали депутатом от департамента Рона, в первой же парламентской речи потребовал возвращения изгнанников, а в 1820 году публично выступил против ограничений индивидуальной свободы, за которые палата проголосовала после убийства герцога Беррийского, и против цензуры. Близкий к Лафайету, Корсель принял участие в заговоре 19 августа 1820 года; осенью 1821 года он и его сын Франсуа были тесно связаны с карбонариями, замышлявшими восстание. Об этом знали не все лионские либералы, но никто из них не сомневался в том, что перед ними непримиримый противник режима.

Лионцы хотели устроить своему депутату прием, который бы ни в чем не уступал приему, устроенному в Мюлузе генералу Фуа. Было решено, что почетный гость въедет в город в коляске через Везские ворота и следом за многочисленной группой всадников, в окружении толпы — как предполагалось, также очень многочисленной — направится к ратуше на площади Терро, в самом сердце города. Именно здесь, в большой зале гостиницы «Север», в его честь будет устроен банкет. А после банкета весь кортеж двинется в сад «Французские горы», расположенный на другом берегу Роны, в квартале Бротто. Там будет пущен фейерверк. Организаторы праздника приняли все возможные предосторожности ради того, чтобы банкет прошел без происшествий и не дал ни малейшего повода для злословия. Банкет был посвящен не только Корселю, человеку вспыльчивому, от которого можно было ждать любой выходки, но и памяти скончавшегося в прошлом году Камиля Жордана, депутата от департамента Эн. Жордан, один из величайших ораторов левой, как выражались в ту пору, был таким же убежденным роялистом, как и последовательным либералом. Отдавая дань его памяти, организаторы банкета рассчитывали привлечь на свою сторону умеренных избирателей и избежать каких бы то ни было крайностей. Место для банкета избрали самое респектабельное и открытое: