Книга Янтарь на снегу - Оксана Глинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, и впредь буду сидеть под столом, — заявила, отряхиваясь от пыли. — Очень полезно, знаешь ли, для общей осведомленности.
— Только слишком не увлекайся, а то у тебя это входит в привычку.
Я покосилась на него, искренне дивясь его умению читать мысли.
— А это мы еще посмотрим. С вами надо держать ухо востро.
— Гинтаре. — Легарт мягко взял меня за плечи и пристально посмотрел в глаза. — Извини за этот балаган, но последнее время у меня была масса работы в столице. Я не мог присутствовать здесь постоянно, поэтому понадеялся на маму с тетушкой. Признаю, это не самая удачная идея.
— Ну что ты, — отмахнулась от слов кузена. — Я даже не обижаюсь. Просто подзабыла, как тут относятся к таким, как я.
— Прекрати, Гинта, я не шучу. — Брат меня не выпустил. — Ты ведь понимаешь, что тебя не отпустят. Теперь твоя жизнь полностью принадлежит королевству.
Я тяжело вздохнула. Я покривила бы душой, если бы сказала, что все еще тешу себя мыслями о возвращении в обитель.
— Неужели так нужно снова коверкать мою жизнь только для того, чтобы всему королевству и тебе с Вардасом было хорошо?
Пусть и кривоватую, но все же я смогла выдавить из себя усмешку.
— Это не амбиции, Гинтаре, а вынужденная мера.
И для этой меры нужна жертва, а я — самая подходящая кандидатура?
— Обещаю, как бы все ни обернулось в итоге, — промолвил родственник, — я не стану удерживать тебя ни при дворе, ни в родовой обители.
Если будет кого удерживать. Никто не обещал счастливой развязки.
— Легарт, почему именно я?
Кузен замялся.
— Это ответ провидца, — ответил он. — На заданный ему вопрос.
— А какой задали вопрос? — Мне очень важно было знать, ради чего я могу сложить свою бедную головушку в непослушных рыжих завитках.
Легарт грустно взглянул на меня:
— Как спасти наш мир?..
Ну вот и свершилось!
Точнее, завершилось. Мое обучение тонкостям и премудростям придворной жизни, манерам, о коих я конечно же, по мнению теток, слыхом не слыхивала в своей обители. Ох, не видели всего этого вайделы-старушки, которые годами закладывали в нас тонкости нравственности. А тут, при дворе, даже и не знаю, как быть. Разве что тихо постою за какой-нибудь шторкой, пока весь этот сыр-бор не закончится.
Людя, напротив, восседала в покачивающемся кузовке кареты с царственным видом, гордостью и статью. Вот уж кого следовало отправить на отбор невест. Не беда, что происхождение не соответствует — главное содержание. А натура у Людвики явно была с королевскими амбициями. Чего обо мне не скажешь.
Всю дорогу до столицы я просидела с ведром под носом. Про еду старалась не думать вовсе. Какое там поесть!
В пути вся наша процессия находилась целый день, соблюдая категорический запрет на остановки. Благо путь до столицы как раз и занял этот самый день. Но ехать в закрытом экипаже с полностью занавешенными окошками в компании обеих теток оказалось мукой. Мой живот такого издевательства над собой простить не мог, поэтому мстил всю дорогу отчаянно и самозабвенно. Насмешки большинства сопровождающих лиц еще можно было снести, но сочувственные взгляды Рутарса и Лаугаса выбивали у меня из-под ног шаткую опору самоуважения. Зная о моих страданиях, Людя озаботилась тем, чтобы отвергнутые желудком остатки яств регулярно переправлялась в окошко под одобрительное гигиканье стражников, раз уж остановки были запрещены. Тетки с зелеными лицами обмахивались надушенными платками, да так усердно, что я мечтала не о скором прибытии к пункту назначения, а о быстрой и легкой смерти.
Хотела бы я еще раз встретить кузена и вежливо предложить проехаться с нами в экипаже — может быть, после этого он разрешил бы делать остановки хоть на пять минут, чтобы дать подышать свежим воздухом.
Один-единственный раз наш растянувшийся кортеж остановился, дабы сменить на переправе лошадей. Но как только я высунулась, чтобы выйти на воздух, меня попросили всунуться обратно, ибо «не положено в целях безопасности и по причине строгости личного приказа лорда Браггитаса». От досады я чуть было не заговорила словами одного известного деревенского старосты. У него на каждый внеплановый случай имелся свой запас словесных сочетаний, от которого уши закручивались в трубочку не только у людей, а парное молоко сворачивалось в хозяйских крынках. Но, посмотрев на кислые мины теток, пожалела их слуховые органы. Легарт маму родную не пожалел, что ж говорить обо мне.
Вот так, безо всяких романтических въездов в главные ворота под гудение труб и дождя из лепестков цветов, я явилась в королевский замок — девица сомнительного происхождения в компании ведра, комнатной девы, двух замученных теток и целого легиона охранников. Боялась я только одного: что со всей этой многочисленной свитой мне придется делить одни покои. Но обошлось. В довесок мне оставили одну только Людю, что несказанно радовало. Все же после того случая с Ренатой я стала побаиваться спать в комнате одна.
Все, на что меня хватило после изнуряющей дороги, — это умыться и переодеться. Есть не стала, припомнив незабываемые мгновения с деревянной посудиной в обнимку. Завтра мне предстоял довольно сложный день — аудиенция у его величества, а до этого еще куча всякой ерунды вроде утреннего смотра для репетиции той самой аудиенции.
Пречистая Жива, помоги все выдержать!
Не скажу, что после того случая в библиотеке леди Катрисс и достопочтенная леди Габриэле меня сердечно полюбили всей душой, но, по крайней мере, перестали относиться ко мне, как к неразумному тупенькому дитенку, которого нашли, умыли, накормили, а он еще недовольно губку оттопыривает.
Эскорт наставников отправили из замка восвояси, оставили только Дона Лоренцо. Понятное дело, что для леди важно уметь танцевать, а за отдавленные ноги его величество вряд ли будет мне благодарен. Не приведи Пречистая, сочтут покушением на венценосную особу.
Характер наставника из-за постигшей его высочайшей чести, на удивление, не улучшился, даже наоборот. Несмотря на то что я изо всех сил держала спину прямо, словно привязанная к позорному столбу, старалась двигаться плавно и кланялась так, как показывал наставник, Лоренцо с досадой цокал языком, разочарованно приговаривая:
— Проще свинью научить танцевать сальтарелло, чем вас заставить двигаться изящно.
— Но я же все танцы выучила наизусть! — Мне было не до шуток — спина болела от напряжения, ноги стерлись до мозолей, дыхание сбилось, я едва лепетала. — Я так усердно молитвы не зубрила, как заучивала каждое движение ваших танцев. Что опять не так?
Набычившись, я пыталась скрыть слезы и обиду, которые вот-вот готовы были вырваться наружу.
— В том-то и дело, что вы все зазубрили! — вещал наставник с легким южным акцентом. — А танец не молитва и не ваши религиозные науки, которыми вы так самозабвенно забивали свою кудрявую голову.