Книга Антистерва - Анна Берсенева

Присмотревшись уже не краем глаза, а обоими, да еще широко открытыми от изумления глазами, Лола поняла, почему.

На витрине стояла большая старая шарманка, украшенная деревянными фигурками. Лола разглядела сапожника, кузнеца, солдата, даму с веером… Забыв о том, что день клонится к вечеру и что сегодня Роман собирается улететь в Москву, она вошла в лавку.

– Конечно, мадам! – воскликнул маленький кареглазый антиквар. – Конечно, она играет, как же иначе! Это прекрасная итальянская шарманка, она сопровождала выступления уличного театра. Ей двести лет, – гордо сообщил он. – По правде говоря, я собирался снять ее с продажи и выставить на аукционе…

При этих словах он многозначительно взглянул на Лолу.

– Я хотела бы проверить, как она играет, – сказала та. – Не волнуйтесь, я не сломаю.

Лола догадывалась, что такая необычная шарманка должна производить сильное впечатление. Но того, что с ней произошло, когда она стала вертеть ручку и из шарманки полились заунывно-мелодичные звуки, Лола все-таки не ожидала… Она словно завороженная смотрела, как оживают фигурки: кузнец поднял свой молот, а потом опустил его на наковальню, сапожник принялся тыкать иглой в сапог, солдат взмахнул саблей, дама – веером… Был среди фигурок еще пьяница – он поднес ко рту бутылку и закинул голову назад, и был ученый – он открыл книгу; ростовщик бросил в сундук монету, а влюбленные принялись целоваться.

– Это смешно, мадам? – удивленно спросил антиквар.

– Это очень трогательно, – ответила Лола. – Потому я смеюсь. Но это и немножко печально. Видите, у любовника печальное лицо, хотя девушка не отказывает ему в поцелуе… Сколько вы хотите за шарманку?

Она еле сдержалась от того, чтобы сказать: «Я куплю за любые деньги». Кстати, она и не знала, сколько денег у нее осталось. Роман давно уже выдал ей золотую банковскую карточку, но ведь она много потратила в бельевом бутике… Поэтому, поизображав в течение пяти минут прижимистую, умеющую поторговаться даму, Лола наконец протянула карточку повеселевшему антиквару, подумав при этом: «Если денег на счете не хватит, с ума сойду».

Когда она стояла у таможенной стойки в Домодедове, одетая в чужое убогое платье, и не знала, где ей придется ночевать, то ее отчаяние было гораздо меньшим.

– Это будет для вас уже в кредит, мадам, – предупредил антиквар, проверив карточку. – Ваш банк позволяет вам пользоваться кредитом, но что скажет супруг?

– Пусть в кредит! – Лола воскликнула это с таким жаром, что Кобольд, увидь он сейчас свою ледовитую любовницу, глазам не поверил бы. – Если супруг сократит другие мои расходы, я это переживу, – добавила она уже обычным своим тоном.

Лола не лукавила ни перед антикваром, ни перед собой. Если бы Роман раздел ее догола и запер в чулане вместе с этой волшебной шарманкой, она ничуть не расстроилась бы. Впрочем, едва ли он отреагировал бы так бурно. Кобольд вообще не был жаден, и дорогие вещи были для него необходимым атрибутом жизни, и чем дороже, тем необходимее. Лола ведь и сама была ему необходима именно в этом качестве – как очень дорогая вещь, – и ее это не угнетало, а сейчас даже радовало. Да, в конце концов, шарманка, несмотря на свою дороговизну, явно стоила меньше, чем, например, бриллиантовый пояс, который Роман заказал для Лолы у израильских ювелиров, когда она должна была сопровождать его на какую-то важную тусовку в закрытом бизнес-клубе на Остоженке. Пояс сиял и переливался тогда у нее на бедрах, и какой-то Кобольдов то ли коллега, то ли конкурент смотрел на него, как кардинал на алмазные подвески, которые привез королеве д’Артаньян.

Шарманку Лола привезла в отель сама. Она побоялась, что антиквар задержится с доставкой, а при мысли о том, что придется улететь в Москву без этого приобретения, ей становилось так тоскливо, словно не было в ее жизни ничего дороже этих смешных влюбленных, сапожников и солдатиков.

– Сундук купила, что ли? – окликнул ее Семен.

Он сидел в гостиничном холле за столиком и что-то пил из большого бокала. Лола знала, что личный телохранитель Кобольда ее не любит – вернее, относится к ней настороженно. Может быть, он просто ревновал к ней хозяина, которому был предан в самом деле как пес, а может, имел какие-нибудь другие причины для неприязни; это ей было все равно. И неприязнь Семена, и та смесь уважения и презрения, с которой относилась к ней экономка Алла Гербертовна, не имели для нее ровно никакого значения. И дело было совсем не в том, что она являлась не прислугой, а любовницей Романа; к табели о рангах она была равнодушна. Просто это были посторонние люди, они не затрагивали ее душу, и ей не было дела до их любви или нелюбви.

Кстати, Алла Гербертовна, как Лола довольно быстро поняла, прекрасно об этом знала.

– Если бы вы посвятили себя какому-нибудь самостоятельному делу, – сказала она однажды, – то ваша карьера, возможно, была бы ошеломительной. Может быть, даже в бизнесе, хотя его правил я не знаю, в отличие от правил социума как такового. Вы самодостаточны, Лола. Вас не смущает негативное отношение окружающих и не расслабляет позитивное. Это вообще редкость, а в женщине особенно: все-таки нутро у нас обычно мягковато, да и эмоций в избытке. Если бы я верила в экстрасенсорные байки, то сказала бы, что у вас сильная энергетическая защита.

В экстрасенсорные байки Лола тоже не верила – точнее, просто о них не знала, – но с чеканными экономкиными формулировками согласилась. По правде говоря, она даже не понимала, почему для других все это обстоит иначе. Почему для кого-то может быть важно, что думают о нем люди, живущие какими-то посторонними, вне его сердца, жизнями?

– Что тащишь-то? – повторил Семен, хотя шарманку Лола тащила, конечно, не сама: к такси, остановившемуся у отеля, мгновенно подскочил багажист. – Да сядь, расслабься, чего мчишься как лошадь? Алексеич вылет отменил покамест, переговоры у него затянулись. Крюшон будешь?

Услышав, что вылет в Москву на сегодня отменяется, Лола присела в кресло напротив Семена. Не потому, конечно, что ей хотелось с ним поговорить, а только для того, чтобы узнать подробности: когда они все-таки полетят, собирать ли вещи и прочее в том же духе.

Крюшонница, стоящая на столике перед охранником, была наполовину пуста. Лола сомневалась, что крюшон принято пить в холле, но знала, что Семену нравится делать то, что вот именно не принято. Не то чтобы плевать на пол, но так, по мелочи… А крюшон из белого французского вина с земляникой он пил с особенной охотой. Кажется, ему доставляло удовольствие сознание того, что такой бессмысленный, изысканный и дорогой напиток он может пить стаканами, как воду.

– А тут Мату Хари повязали, – сообщил Семен, когда Лола налила себе крюшон во мгновенно поданный официантом бокал. – Прям в этом отеле, я в ихней брошюрке от нечего делать прочитал. Шпионка такая была, еще до войны. Типа тебя.

– Шпионка типа меня? – усмехнулась Лола.

– Ну, кто шпионка, кто еще кто – это дело темное, – усмехнулся в ответ Семен. – А типа тебя, потому что мужики на нее западали. На свою голову.