Книга Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я, — бормочу сдавленно. — Я не хочу умирать.
— Ты не умрешь, — заверяет и мигом чмокает во взмокший висок.
— Откуда? — вопрос тонет в диком вопле, стиснув зубы, довожу фразу до логического завершения: — Откуда ты можешь знать?
Тишина. Слова излишни.
Он знает все. Всегда. И не отпустит. Никогда. Даже на тот свет.
А потом схватки усиливаются, и у меня возникают крамольные сомнения относительно всемогущества фон Вейганда. Но времени размышлять нет. Точнее — нет возможности. Достаточно трудно думать и анализировать, когда твою поясницу полосуют стальные лезвия, а позвоночник вытягивают через промежность. По-живому.
Я часто читала про тех счастливых женщин, которые рожают прямо по дороге в больницу, пропускают начало схваток, едва ли ощущают приближение торжественного момента, и лишь отошедшие воды сигнализируют о том, что счастье близко.
Я также слышала, главное — не паниковать. Правильно дышать, расслабиться, избегать истерического крика, настроиться на нужную волну и пропитаться гармонией, отдаться светлым чувствам и преисполниться радостью накануне грядущего материнства.
Я знала многое. Очень. В теории. Да и практические занятия не пропускала. Меня тренировали специалисты высокого класса. Духовно и физически. День за днем.
Но у реальности свои правила. И эти правила редко приходятся по вкусу.
Черт. Разрази меня гром. Проклятье.
Выгибаюсь на кушетке. Застываю дугой. Зубы до скрипа сжимаю. Вою. Дико. Безудержно. Кричать больно. Постанываю. Глухо. Тихонько. Кулаки стискиваю. Терплю. Пробую унять ужас, убаюкать панику. Напрасно. Легче не становится. Мучения не отступают ни на миг.
Вокруг светло и стерильно. До жути. До тошноты.
— Алекс, — хватаю фон Вейганда за ворот медицинского халата, сжимаю ткань судорожно скрюченными пальцами: — Обещай мне.
— Обещаю, — соглашается моментально.
— Ты же… ты ведь… — осекаюсь, глотаю воздух, задыхаюсь и кривлюсь в болезненном спазме: — Ты даже не представляешь — что обещаешь.
— А не надо представлять, — произносит ровно. — Я сделаю все, чего ты захочешь. Исключений не будет.
— Никогда, — закусываю губу до крови. — Никогда не женись. Чтоб никаких свадеб с другими бабами. И вообще… не трахайся, понял?!
— Хорошо, — усмехается.
— «Хорошо» — это не клятва! — выдаю возмущенно, давлюсь очередным утробным воплем, напрасно пытаюсь занять удобное положение, умерить агонию.
— Тебя трахать можно? — интересуется вкрадчиво.
— Только не сейчас, — роняю сдавленно, изгибаюсь в экзотической позе. — Потом. Конечно, если выживу.
— Тогда клянусь, — говорит фон Вейганд. — Никогда не женюсь на другой женщине. До конца своих дней буду трахать тебя одну.
— Ты… ты уверен? — ловко помещаю вопрос в паузу между истошными криками.
Так. Вот не надо крутить пальцем у виска. Я должна была спросить. Должна. Ясно?
— Ну, — задумчиво протягивает он.
— Чего?! — возмущенно взвиваюсь.
— Тужься, — советует мягко.
— Отвечай! — требую яростно. — Быстро. Не смей переводить разговор на другую тему. Не пытайся улизнуть, используя наше дитя.
— Лора, — лихо перехватывает мои запястья, защищая собственное горло от безжалостного захвата. — Сейчас есть дела поважнее.
— Ты совсем обалдел? — даже про схватки забываю.
— Дыши глубже.
— Дышать? — исторгаю гневное шипение. — Уж лучше тебя задушу. Медленно. До одури мучительно. Ах ты ж…
— Тебе нельзя волноваться, — не перестает нарываться.
— Так не волнуй меня! — восклицаю надрывно.
— Тише, — поглаживает по макушке, определенно намеревается довести до белого каления своим поведением: — Сохраняй спокойствие.
— Говори! — бросаю хрипло. — Давай. Где твое чистосердечное признание. Я требую четкого ответа: уверен или нет. Вот. Выкладывай.
Даже не знаю, откуда берутся силы выдать подобную речь. Еще и без видимых запинок. Как на духу. Слова, будто из пулемета вылетают. Поток не удержать.
Бормочу еще что-то. Безостановочно. На автомате. Рефлекторно. Болтаю и болтаю, никак заткнуться не могу. Остановиться не выходит. Не удается.
Подождите. Пожалуйста.
О чем я? И где?
В тумане. В дурмане. Кровавом. Искристом. Сверкающем. Я безнадежно теряюсь в извилистых лабиринтах. Сбиваюсь в поисках дороги к выходу.
Алекс. Ты мой единственный ориентир.
— Лора, — произносит фон Вейганд, сжимает мои заледеневшие пальцы в своих до дрожи обжигающих. — Я здесь. Я рядом. Всегда. Это не изменится.
— На… напомни, — роняю тихо и всхлипываю, дальше просто глухо шепчу: — З-зачем я выбрала естественные роды? Это же пиздец. Давай уже вколем мне хотя бы какую-то анестезию. Я согласна на кесарево сечение. На эпидуралку.
Ха. Поздно. Наверное.
Усмехаюсь. Нервно. Отчаянно.
Содрогаюсь. Захожусь в кипучем спазме. Вою под стать раненому животному, дикому зверю, попавшему в железный капкан.
Наша любовь без анестезии.
Вот и рожаю так же. Как заложено природой. Жажду каждый миг выстрадать, вытерпеть, вынести. И принять. Выпить одуряющую боль до капли.
— Скажи, — сквозь гулкий стон выдаю я, сгибаюсь практически пополам, ощущение, будто позвоночник переламывают надвое, аж кости хрустят: — Прошу, скажи мне.
— Что? — спрашивает фон Вейганд. — Что ты хочешь услышать?
И правда.
Что?
Я не нахожу правильного ответа. Никакого не нахожу, если честно. Попросту не успеваю. Все вдруг теряет значение. Становится абсолютно не важным. Другие женщины. Обиды. Гипотетические измены. Козни врагов. Проблемы. Невзгоды. Возможная непогода.
Замолкаю. Толком не осознаю — почему. По какой такой причине затихаю в момент. Точно ожидаю чудо. Жизнь чую.
Толчок.
Внутри. Снаружи. Всюду. Сразу. Везде.
Удивительно мягкий. Плавный. Едва ли ощутимый после жесточайших страданий на протяжении долгих изнурительных часов.
Крик разрывает тишину.
Громкий. Звонкий. Радостный. Родной. Пробирающий до горячих мурашек под озябшей кожей.
Крик настоящего победителя.
Оглушительный.
Жадно глотаю воздух. Не верю. Не решаюсь. Боль исчезает, отступает, прячется и таится на самом дне. Враз немею, застываю, страшась шевельнуться, магию порушить.
— Уже? — растворяюсь в пылающих черных глазах.
— Да, — коротко подтверждает фон Вейганд.