Книга Мировая история - Одд Уэстад

Но текущая эпоха закончилась с развязыванием войны Судного дня (Йом-Кипур). Власти арабских государств, возглавляемые Саудовской Аравией, объявили о намерении прекратить снабжение нефтью Европы, Японии и Соединенных Штатов. Перед Израилем замаячила пугающая перспектива того, что его правительству не всегда будет доставаться дипломатическая поддержка, постоянно оказываемая из-за пределов его региона. Ему больше не придется по-прежнему рассчитывать на сочувствие по поводу холокоста и восхищение прогрессивным государством в отсталом регионе, а также на влияние еврейских общин в Соединенных Штатах. Наступил не самый благоприятный момент в истории Соединенных Штатов и его союзников. В 1974 году в ООН, в которой состояло 138 государств, впервые большинство членов Генеральной Ассамблеи выступили против западных держав (по проблеме и Израиля, и ЮАР). Притом что в ООН согласились разместить войска на Синае для разделения израильтян и египтян, ни одну из насущных проблем Ближнего Востока решить не получилось.

Как бы то ни было, коллизии «нефтяной дипломатии» ощущались далеко за пределами ближневосточной зоны. Одномоментно обострились все экономические проблемы, назревавшие с конца 1960-х годов. Мировые цены на нефть взвились до небес. Зависимость от импорта нефти сеяла панику среди всех, кто пытался свести платежный баланс. США, увязшие в болоте Индокитая с миссией поборника демократии, испытали огромное потрясение; в Японии и Европе начался полномасштабный спад деловой активности. Все выглядело так, будто возвращаются 1930-е годы с их бедами; в любом случае казалось, что золотому веку безмятежного экономического роста приходит конец. Тем временем наибольшие страдания нефтяной тупик нес самым бедным среди поставщиков нефти странам. Многим из них предстояло пережить взлет ценовой инфляции, а некоторым – еще и фактическое обнуление доходов, ушедших на уплату процента по громадным долгам перед иноземными кредиторами.

Последствия повышения стоимости нефти ощущались практически по всей Африке. В 1950-х и начале 1960-х этот континент пережил поразительно стремительный процесс деколонизации. Он многим вскружил голову, но после него осталось несколько слабых новых государств, большинство которых находилось южнее Сахары. Власти Франции, Бельгии и Великобритании, как основных когда-то имперских держав, позаботились о том, чтобы деколонизация прошла на удивление мирно. Итальянцы утратили свои последние африканские территории в 1943 году, и только в Алжире, а также в португальских колониях в процессе освобождения пролилось много крови, португальцы в конце отступились после внутренней революции в 1974 году; таким образом, иберийцы, первыми затеявшие европейскую авантюру по созданию заморского доминиона, практически последними с ней и покончили. Справедливости ради стоит признать, что после свертывания империи кровь полилась рекой, когда африканцы пошли войной на тех же африканцев, но к французам и британцам беды приходили только тогда, когда дело касалось крупных общин белых поселенцев. Повсеместно французские и британские политики не скрывали своего стремления к сохранению собственного влияния, если только просматривалась возможность, через демонстрацию доброжелательной заинтересованности в судьбе бывших вассалов.

В итоге появилась Африка, границы государств которой провели по большому счету европейцы по собственному разумению в XIX веке (во многом точно так же, как коренные жители Ближнего Востока обязаны своим политическим устройством европейцам века XX). Территории обитания новых африканских «наций» обычно определялись границами бывших колоний, и эти границы оказались удивительно прочными. Зачастую они включают народы, говорящие на разных языках, принадлежащие к разным племенам и традициям, которым колониальные власти обеспечили по большому счету лишь формальное единство. Поскольку в Африке отсутствовало объединяющее влияние великих коренных цивилизаций, таких как цивилизации Азии, способное компенсировать раздробленность континента, деколонизация сопровождалась явлением балканизации (процессом, обратным глобализации). Доктрина национализма, пришедшаяся по душе ориентированным на Запад африканским правящим верхушкам (мусульманской страной Сенегал правил президент, сочинявший стихи на французском языке и считавшийся специалистом по творчеству Иоганна Вольфганга фон Гёте), служила оправданием фрагментации континента без учета важных реалий, маскировавшихся или использовавшихся колонизаторами. Иногда напористая националистическая риторика новых правителей служила их обычной реакцией на угрозы центробежных сил. Жители Западной Африки шерстили хронологические записи Древнего Мали и Ганы, а африканцы Востока размышляли о прошлом, которое могло скрываться от них в памятниках старины, таких как развалины городов Зимбабве.

Но цель перед собой они ставили одну: сотворение национальной мифологии наподобие той, что пользовались основатели наций Европы на заре европейского национализма. Национализм служил таким же продуктом деколонизации в Черной Африке, как и само дело ее деколонизации.

Возникшее внутреннее дробление Африки превратилось не в единственную и не в самую сложную ее проблему. Несмотря на огромный потенциал континента, социально-экономические основания для процветающего будущего оставались весьма шаткими. Снова главной причиной этого назвали имперское наследие. Колониальные режимы в Африке оставили после себя культурные и экономические структуры значительно более слабые, чем были в Азии. Отметим к тому же низкие уровни грамоты, а также малочисленность обученных управленческих кадров и технических специалистов. Освоение важных экономических ресурсов Африки (особенно полезных ископаемых) требовало навыков, капитала и условий сбыта, которые в ближайшей перспективе могли прийти только из внешнего мира (а в стране апартеида ЮАР «внешний мир» виделся большинству темнокожих политиков). Более того, системы хозяйствования ряда африканских государств в последнее время подверглись целенаправленному разрушению и подрыву из-за своекорыстных потребностей и шкурных интересов тех же европейцев. Во время войны 1939–1945 годов сельское хозяйство ряда британских колоний сместилось в сторону возделывания в большом масштабе товарных культур на вывоз за рубеж. Служило ли такое нововведение в долгосрочной перспективе интересам крестьян, раньше выращивавших зерновые культуры и домашний скот только для собственного потребления, – вопрос спорный, зато не вызывают ни малейшего сомнения прямые их глубокие последствия, отнюдь не заставившие себя ждать. Одним из них стал приток наличных денег в оплату товарной продукции, необходимой британцам и американцам. С одной стороны, его ощутили в прибавке к заработной плате, но распространение теневой экономики подчас вызывало тревожные локальные эффекты. Начался непредвиденный рост городского населения и региональное развитие, а с ним расцвела пышным цветом коррупция во всех ее проявлениях.

Многие африканские страны тем самым оказались привязанными к моделям развития, в скором времени доказавшим в послевоенном мире свои уязвимые места и пределы. Даже притом, что доброжелательные намерения авторов программ типа Британского фонда развития и благосостояния колоний или многих международных программ помощи объективно поспособствовали присоединению африканских производителей к мировому рынку, права на участие в принятии решений африканцам никто предоставлять не собирался. Такие изъяны в политике казались тем более печальными, что они накапливались в одном месте, как это часто происходило, в силу ошибочной экономической политики после обретения африканцами независимости. Порыв в сторону индустриализации через замещение импорта часто приводил к катастрофическим последствиям в сфере сельского хозяйства, так как цены на товарные культуры искусственно занижались относительно стоимости производимых на месте промышленных товаров. Практически неизменно селян приносили в жертву горожанам, а при низких ценах они лишались стимула к подъему производства. С учетом того, что численность африканского населения начала увеличиваться в 1930-х годах и этот процесс получил значительное ускорение после 1960 года, недовольство оказалось неизбежным, так как возникло разочарование реальной «свободой» от колониальных держав.