Книга Французов ручей - Дафна дю Морье

Нет, не может быть, чтобы он ее узнал. Это просто немыслимо! На ней была мужская одежда, лицо заливали потоки дождя, волосы растрепались… Она встала и начала одеваться, обдумывая то, что рассказал Гарри. Внезапный приезд Рокингема и его коварные планы не могли не насторожить ее – Рокингем был далеко не глуп, и его присутствие в Нэвроне не сулило ничего хорошего. К тому же он был живым напоминанием о прошлом: о Лондоне, о булыжных мостовых, о театрах, о жарких, пропитанных ароматом духов залах Сент-Джеймса. Он был посланцем старого мира, чужаком, вторгшимся в ее дом и нарушившим его тишину. Она слышала его голос под окном, он о чем-то болтал с Гарри, оба смеялись, возились с собаками. «Вот и все, – думала она, – вот и кончилось мое бегство. Лучше бы я совсем не возвращалась». «Ла Муэтт» мирно стояла бы у берегов Франции, дожидаясь, пока матросы отведут «Удачливый» в ближайший порт. Волны накатывали бы на пустынные белые пляжи, лазурное море сияло в лучах солнца, прозрачная, чистая вода приятно холодила кожу, и сухие доски палубы казались бы теплыми, когда, растянувшись на них после купания, она глядела бы вверх на высокие наклонные мачты «Ла Муэтт», пронзающие небо…

В дверь постучали. В комнату ворвались дети. Генриетта прижимала к себе новую куклу, подаренную Гарри, Джеймс забавлялся с игрушечным зайцем. Они бросились к Доне и принялись обнимать ее горячими ручонками и осыпать поцелуями. Пру за их спиной приседала в реверансе и заботливо расспрашивала хозяйку о здоровье. Дона смотрела на детей и думала о том, что где-то далеко-далеко осталась женщина, которой нужны были вовсе не домашний уют и не детские ласки, а палуба корабля, улыбка возлюбленного, стоящего рядом, вкус соли на губах, жар солнца да синева морских волн.

– А моя кукла красивей, чем заяц Джеймса, – неожиданно заявила Генриетта.

На что Джеймс, примостившийся на коленях у Доны и прижимавшийся своей пухлой щечкой к ее лицу, тут же возразил:

– А вот и нет, мой заяц красивей!

И, размахнувшись, запустил злополучным зайцем в сестру. Поднялся рев, начались уговоры, утешения, поцелуи, поиски шоколада, шум, суета – и корабль незаметно исчез, море растаяло вдали, и осталась только леди Сент-Колам, знатная дама с высокой прической, в красивом голубом платье, медленно спускавшаяся вместе с детьми по лестнице, ведущей в сад.

– С выздоровлением, Дона, – произнес Рокингем, целуя ей руку. Затем отступил на шаг и, оглядев ее с ног до головы, добавил: – Кажется, болезнь пошла вам на пользу.

– Вот и я так считаю, – вставил Гарри. – Посмотри на ее цвет лица. Она стала смуглой, как цыганка.

Он наклонился, подхватил детей и усадил их себе на плечи. Малыши радостно завизжали, собаки залаяли. Дона опустилась на скамейку. Рокингем остановился рядом и принялся расправлять кружевные манжеты.

– Вы не слишком обрадовались нашему приезду, – проговорил он.

– Почему я должна была обрадоваться?

– Мы не виделись несколько недель, – ответил он. – Вы так внезапно уехали после нашего маленького приключения в Хэмптон-Корте. Я решил, что вы обиделись.

– Мне не на что было обижаться, – ответила она.

Он искоса взглянул на нее и пожал плечами.

– Чем же вы занимались все это время? – спросил он.

Дона зевнула и посмотрела на лужайку, где Гарри и дети играли с собаками.

– Наслаждалась одиночеством, – ответила она. – Я предупреждала Гарри, что хочу побыть одна, и я очень недовольна тем, что вы ради своего удовольствия нарушили мой покой.

– Мы приехали не только ради удовольствия, – возразил Рокингем, – но и по делу. Мы хотим помочь местным жителям поймать дерзкого пирата, запугавшего всю округу.

– Как же вы собираетесь его ловить?

– Еще не знаю. Посмотрим. Гарри целиком одобряет мою идею. Последнее время он что-то совсем заскучал. Да и мне, признаться, изрядно надоела лондонская жара и вонь. Нам обоим нужно немного размяться.

– И сколько вы намерены здесь пробыть?

– Пока не поймаем пирата.

Дона рассмеялась, сорвала маргаритку и принялась обрывать лепестки.

– А если он уже вернулся во Францию?

– Не думаю.

– Почему?

– Я разговаривал с вашим соседом, Томасом Юстиком…

– С этим нелюдимом? Ну и что?

– Он сказал, что вчера на рассвете рыбаки из Сент-Майклз-Маунта видели какое-то судно, направлявшееся к юго-западному побережью Англии.

– Мало ли торговых судов бороздит в это время пролив!

– Рыбаки уверяют, что это было не торговое судно.

– В конце концов, юго-западное побережье тянется от Лендз-Энда до полуострова Уайт. Не будете же вы обшаривать весь этот район.

– В этом нет никакой необходимости. Француза не видели ни на Уайте, ни на Лендз-Энде. Его, похоже, привлекает только этот уголок Корнуолла. Рэшли утверждает, что он заплывал даже в Хелфорд.

– Разве что ночью, когда я спала.

– Возможно. Так или иначе, но мы намерены положить этому конец. Я сам с удовольствием возьмусь за это дело. Прежде всего надо осмотреть ближайшие ручьи и бухты. Их тут, очевидно, немало?

– Спросите у Гарри. Он лучше меня знает эти места.

– Насколько я понимаю, Нэврон – единственная большая усадьба в округе? Других домов поблизости нет?

– Кажется.

– Идеальное убежище для разбойника. Если бы я был пиратом, я непременно взял бы его на заметку. А если бы мне к тому же стало известно, что хозяин усадьбы в отъезде и очаровательная хозяйка живет в доме одна, я бы…

– Что вы бы?

– Я бы постарался – при условии, повторяю, что я был бы пиратом, – постарался вернуться сюда еще раз.

Дона снова зевнула и отбросила растерзанную маргаритку.

– Но вы не пират, Рокингем, вы всего лишь расфранченный, жеманный щеголь, питающий слабость к женщинам и вину. И давайте оставим эту тему. Мне она, признаться, уже надоела.

Она встала и направилась к дому.

– Раньше вам никогда не надоедало со мной беседовать, – небрежно уронил он.

– Вы себе льстите, Рокингем.

– А тот вечер в Воксхолле, помните?

– Какой именно, Рокингем? Их было так много. Может быть, тот, когда вы, воспользовавшись моей слабостью и беспечностью после двух выпитых бокалов вина, осмелились меня поцеловать? Если речь идет о нем, то позвольте вам сообщить, что этот вечер я до сих пор не могу вспоминать без отвращения.

Они остановились у балконной двери. Рокингем, покраснев от досады, посмотрел на нее.

– Вы сегодня удивительно красноречивы, – сказал он. – Сколько яду! Неужели здешний климат так на вас повлиял? Или, может быть, это результат болезни?

– Может быть.