Книга Битва цивилизаций. Секрет победы - Александр Севастьянов

Интересные данные приводит А.И. Соболевский, исследовавший множество древних грамот XVI и XVII вв., обращая особое внимание на наличие подписей. Способность поставить личную подпись, по его мнению, свидетельствовала о грамотности. Он нашел, что: 1) белое духовенство было поголовно грамотным; 2) среди черного духовенства неграмотные встречались, но в небольшом количестве; процент грамотных был больше 70; 3) высшее боярство Севера было грамотным не менее чем на 80 %; 4) грамотных среди помещиков северных районов страны было больше 65 %; 5) среди новгородских помещиков в конце XVI — начале XVII в. грамотных было около 55 %; 6) среди псковских помещиков — более 65 %; 7) судя по грамоте об избрании на царство Бориса Годунова 1598 г., среди придворных чинов грамотных было больше 78 %. В целом, более 50 % крупных и мелких землевладельцев Московской Руси в независимо от их местожительства были грамотны.

Еще выше процент грамотности был среди предпринимателей. «Ряд грамот, подписанных купцами в конце XVI–XVII вв., говорит о том, что купечество в подавляющем большинстве было грамотным. Челобитная московских торговых людей 1646 г. подписана 163 из 168 человек (96 %). О высоком проценте грамотных среди торговых людей говорят памятники литературы Московской Руси. Так, Домострой считал грамотным всякого торгового человека XVI в. Среди посадских людей грамотных было не менее 20 %. Грамотные крестьяне в XV–XVII вв. вовсе не были исключительным явлением; вероятно, их процент не опускался ниже 15. Слабее грамотность была распространена в среде служилых людей — стрельцов, пушкарей, казаков и др., но и в этой группе населения часто встречались грамотные люди»[101].

Характеристика древнерусской образованности приводит на ум известное изречение: чем шире культура, тем тоньше ее слой. Если говорить о древнерусском образовании как о некоей системе, то приходится установить твердо: оно не выходило за рамки начального.

Этот принципиальный момент был определен отцами вышеупомянутого Стоглавого Собора, которые «уложили, в царствующем граде Москве и по всем градом тем же протопопом и старейшим священником и со всеми священники и дьяконы кийждо во своем граде, по благословению своего святителя избрати добрых духовных священников и дьяконов и дьяков женатых и благочестивых, имущих в сердцы страх божий, могущих и иных пользовати, и грамоте бы и чести и писати горазди. И у тех священников и у дьяконов и у дьяков учинити в домех училища, чтобы священницы и дьяконы и все православные хрестъяне в коемждо граде предавали им своих детей на учение грамоте и на учение книжного писма и церковного петия псалтырного и чтения налойнаго. И те бы священники и дьяконы и дьяки избранные учили своих учеников страху божию и грамоте и писати и пети и чести со всяким духовным наказанием, наипаче же всего учеников бы своих брегли и хранили во всякой чистоте и блюли их ото всякого растления, наипаче же от скверного содомского греха и рукоблудия и ото всякия нечистоты, чтобы им вашим брожением и поучением, пришед в возраст достойным быти священнического чину. Да учеников же бы есте своих во святых церквах божиих наказывали и учили страху божию и всякому благочинию псалмопению и чтению и пению и канарханию по церковному чину. А учили бы есте своих учеников грамоте довольно, сколько сами умеете. И силу бы им в писании сказывали по данному вам от бога таланту ничтоже скрывающе, чтобы ученицы ваши все книги учили, которые соборная святая церковь приемлет, чтобы потом и впредь могли не токмо себе, но и протчих пользовати и учити страху божию о всех полезных, также бы учили своих учеников чести и пети и писати, сколько сами оне умеют, ничтоже скрывающе, но от бога мзды ожидающе, а и зде от их родителей дары и почести приемлюще по их достоинству» (Глава 26).

Некоторые ученые предполагают, что отцы Стоглавого Собора не изобретали ничего нового, основываясь на существовавшей практике. Но приведенный текст скорее показывает нам попытку церкви основательно взять в свои руки все дело образования, и именно с тем, чтобы готовить профессионально подготовленную и нравственно выдержанную смену нынешнему клиру (развращенность коего послужила одной из главных побудительных причин созыва самого Собора). И не более того. Результатом явилось сугубое закрепление клерикального характера русского начального образования. А поскольку ни среднего, ни высшего образования еще и не предполагалось в то время, то можно заключить о клерикализации Собором русского образования вообще. О том, как данное положение отразилось в начальном русском книгоиздании XVI–XVII веков, написано выше.

Видимо, капитан Жак (Яков) Маржерет, авантюрист и наемник, отметившийся в России с 1600 по 1611 гг. [102], не без оснований писал в своих воспоминаниях о русских так: «Можно сказать, что невежество народа есть матерь его благочестия. Они ненавидят науки и особенно латинский язык. Не имеют ни школ, ни университетов. Одни только священники обучают юношей чтению и письму; этим, однако, только немногие занимаются»[103]. История русской книги и образования, увы, не противоречит данному свидетельству.

Итак, независимо от того, что собой представляла русская школа более раннего периода, с середины XVI века она стала именно такой: лицо духовного звания (не выше священника) у себя на дому учил местных детей за плату натурой, взимавшуюся с родителей. Он исполнял при этом установленный законом, а потому как бы государственный долг, но в меру личного понимания дела и вне всякой поддержки и контроля государства. К XVII веку эта система полностью отстроилась и действовала повсеместно на общих основаниях.

Конечно, становление этой системы автоматически влекло за собой спрос на книгу, который не мог удовлетворяться лишь за счет богослужебной литературы, как бы велика ни была роль пресловутой «Псалтири». В частности, существовали специальные «Азбуковники», как рукописные, так и печатные, содержащие начальные знания по многим предметам. Их изучению посвятил себя в XIX веке журналист и писатель Даниил Лукич Мордовцев[104], особо обративший внимание на то, что в Древней Руси патриаршего периода на общих основаниях учились дети людей «всякого чина… и сана, славных и худородных, богатых и убогих, даже и до последних земледельцев».