Книга Алтарный маг - Николай Степанов

– Сдается, доводилось мне видеть такие стрелы, – мрачно произнес Еремеев.

«Серьезная потеря. Видать, здесь подобными стрелами всех волшебников норовят подстрелить, чтобы защитные амулеты не помогли, – размышлял он. – Только подумаешь, что тебе ответят на накопившиеся вопросы, как человека раз – и нет. А ведь именно через него я и намеревался выйти на других, кто мог бы остановить этого Тадеуша. Теперь придется самому решать проблему. И помощников нужных подбирать».

– И кто сейчас вместо сержанта?

– Прислали какого-то ляха. Лютует, как зверь. Чуть что не по его – сразу в морду. Уже двое влезли в долги и внесли откуп, лишь бы покинуть лагерь. Многие мечтают в бега податься, но нынче вон скока охраны понаставили.

– И велик откуп?

– Десять злотых. Такие деньги только у родителей Вацлава имеются, но его нынешний сержант не трогает, наоборот, всем в пример ставит.

«Кто же это додумался к русским волшебникам приставить иноверца? Уж не для того ли, чтобы они позабыли и то, что умели?»

– Фрол, как думаешь, пойдет ко мне на службу кто-нибудь из ополченцев, если этот откуп за них внесу я?

– У тебя завелись такие деньги? – Старик еще раз окинул земляка взглядом с головы до ног.

– Имеются, но нужны по-настоящему надежные ребятки, кто в беде не подведет.

– Знамо дело, пойдут. Хуже, чем сейчас, точно не будет.

– Сможешь подобрать пятерых? Надобно двоих с атакующей магией, пару с оборонной и одного целителя.

– Ты, никак, армию решил собрать? – Старик покачал головой. – А меня возьмешь?

– Несомненно. Земляки должны помогать друг другу. Кстати, а ты где живешь?

– Где работаю, там и ночую.

– То есть проблем с переездом не будет?

– Да хоть сейчас могу собрать свой сидор и отправиться куда глаза глядят.

– Замечательно. Вечером приходи… Слушай, тут поблизости имеется какая-нибудь харчевня? Только не «Потьма».

– Недалече стоит «Жирный налим», там самую свежую рыбу подают. Утром из Днепра выловят, вечером приготовят.

– Фрол, а отобранных тобой волшебников туда вытащить не получится? Хотелось бы с ними сперва переговорить, прежде чем деньги вносить.

– Под клятву, да за один серебряный их должны выпустить до ночи, – ответил старик.

«Уж не ту ли страшную, которая в моем исполнении Зарину сильно напугала? Неужели все так боятся ее нарушить?»

– Тогда пусть приходят. Ужин за мой счет.

– Лады. – Старик улыбнулся. – Я с вещами сегодня приду?

– Конечно, мы же договорились.

Довольный Фрол покинул лавку, после чего к Еремееву подошел Годим:

– Теперь куда, командир?

– Надо в Успенский храм наведаться. Далеко отсюда?

Карту Александр спрятал в тот же карман, где лежала малахитовая пластинка. Доставать ее на людях он опасался.

– На извозчике за четверть часа будем у кремлевских стен. Внутрь меня не пропустят, а ты покажешь лицензию да пояснишь, что в банк зайти нужно. Дабы они не сомневались, кинешь по десять грошей каждому.

«И тут коррупция куда ни глянь. Ну да, издавна повелось: «Не подмажешь – не поедешь». Так и живем».

Кремлевская стена окружала центр города, где находились самые богатые здания. Годим еще издали показал командиру золоченые купола Успенского собора. Еремеев миновал стражников, предъявив документ и оплатив негласную пошлину, после чего спешно направился к величественному сооружению.

– Могу я переговорить с отцом Пафнутием по ореховому делу двухлетней давности? – спросил он служку у входа в храм.

Пока тот бегал искать нужного человека, Александр, задрав голову, любовался великолепным зданием и размышлял:

«Пароль, что ли, у них такой? Уж наверняка ни о каких орехах не может идти речь. Но меня просили произнести именно эти слова».

– Никита? – раздался голос. Спрашивал полноватый мужчина в темно-серой рясе, пристально вглядывавшийся в лицо Еремеева.

– Я, – сознался тот.

– Можешь показать документ?

– Документы у меня, святой отец, на другое имя, – ответил Александр.

– И какое ты носишь нынче?

– Данила.

Батюшка возвел глаза к небу и беззвучно произнес слова молитвы.

– Следуй за мной, Данила. Ты тот, кого я жду больше года.

«Знал бы он, как меня зовут на самом деле, – то-то бы удивился. Хотя с этой мистикой чаще мне приходится впадать в ступор. Ждет он именно меня больше года. Спрашивается – зачем?»

Еремеева провели в крохотную комнатку без окон, освещаемую двумя масляными лампами, висевшими над столом. По обе стороны от него стояли стулья. Батюшка предложил присесть.

– Сказывай, что стряслось с Данилой Яриловичем?

– А кто это? – Еремеев где-то слышал имя, но не мог сразу вспомнить.

– Только он знал о деле, которое мы обсуждали с ним за этим ореховым столиком два года тому.

– Рачинский? – наконец всплыла в памяти нужная фамилия. – Владелец Троицкого?

– Он самый.

– А я и не знал, что это был он, – грустно произнес Александр.

– Был?

– В тюрьме Крашена я нашел человека, прикованного цепями к стене. Имени своего он не назвал, но обрадовался, когда услыхал, что меня Никитой зовут. Попросил зайти в Успенский собор к отцу Пафнутию. И умер.

– Видать, все же достал его пан Тадеуш. Жаль, хороший был муж. – Батюшка тяжело вздохнул. – Однако думать следует о живых, Данила. Переверни-ка стол.

Гость выполнил просьбу и по указанию отца Пафнутия открутил одну из массивных ножек. Из полости внутри священник сначала вынул бумаги, а потом вытряхнул перстенек.

– Тут документы, кои выписаны на жену и сына погибшего. На перстне герб рода Рачинских, он же – печать для важных документов. Тебе следует вывезти женщину и дитя из Смоленска в безопасное место. Слуги Тадеуша с ног сбились, их разыскивая.

– Почему ты считаешь, что у меня получится? Может, оставить все как есть?

– Негоже знатному роду в нищете прозябать да по окраинам прятаться. Того и гляди – на зуб какой-нибудь зверюге попадут.

«Особенно если не зарядить алтарные камни. Пожалуй, их действительно следует вывезти. Когда же все это успеть?»

Священник назвал место, где следует искать семью Рачинского, и слова, какие нужно сказать, чтобы его беспрепятственно пустили в дом.

«Ну и жизнь – прямо тайны Смоленского двора! Неужели шляхтич выпытывал у Рачинского, где тот спрятал именно эти вещи, а тот не сознался? Да не поверю, чтобы человек под пытками не заговорил».