Книга Нет худа без добра - Мэтью Квик

Подражание киногерою.

Можно было бы ожидать, что меня хватит удар, но с учетом всех невероятных совпадений, которые привели меня к этому моменту, все происходящее казалось мне предопределенным свыше, так что мои личные несоответствия не имели значения.

– Почему? – спросила она. – Что это значит – Библиодевушка?

– Ну, это просто прозвище, которое я придумал, – сказал я.

– Я уже не девушка, а женщина. И к тому же не библиотекарь. Я работаю там как волонтер.

– Господи Иисусе, Элизабет! Не дуйся на человека, блин! Отнесись к нему по-человечески. Это мой друг. Он хочет, блин, познакомиться с тобой. Когда в последний раз какой-нибудь хрен хотел, блин, познакомиться с тобой?

– Почему вы хотите познакомиться со мной? – спросила она. – И называйте меня, пожалуйста, Элизабет.

– Я… – начал я, но не мог придумать ответа, который не характеризовал бы меня как извращенца.

– Он уже несколько лет, блин, хочет познакомиться с тобой! Алё, какого хрена?

– Почему? – повторила она.

Я начал потеть. Лоб взмок, под мышками стало жарко. И вдруг произошло так, будто Вы, Ричард Гир, вселились в меня и заговорили.

– Ну, я обратил на вас внимание. Вы показались мне особенной.

– Я не особенная.

– Нет, вы особенная.

– Чем же я особенная? – спросила Элизабет. Она отвернулась от меня и уставилась в стену, плечи ее поникли.

– Ну, начать с того, что мне нравится, как аккуратно вы расставляете книги по их местам на полках. Вы обращаетесь с ними очень осторожно. Пристукиваете каждую книгу пальцем, как будто благодарите ее за то, что она принесла пользу читателю, выбравшему ее, и поощряете ее служить источником знаний для всех остальных. Кроме того, вы не сразу выбрасываете старые книги, а внимательно рассматриваете их, решая, нельзя ли их спасти. Вы не бракуете книгу без крайней необходимости, и, по-моему, это редкое и прекрасное качество в женщине – точнее, в любом человеке. Меня восхищают подобные детали. Большинство людей не тратят времени на эти мелочи, не говоря уже о том, чтобы ценить их. Моя мама ценила мелочи жизни, но она умерла.

– Вы наблюдали, как я делаю все это? – спросила она, бросив на меня взгляд через плечо сквозь завесу из каштановых волос.

– Да. Для меня это самое лучшее, что происходит за день, – если только вы в этот день работаете в библиотеке. Вы, несомненно, лучший библиотекарь, какой у них есть.

– Но я уже сказала, что работаю как волонтер. Они мне даже не платят.

– Для меня это не имеет значения.

Она встала и метнулась на кухню.

– Алё, какого хрена? – вскричал Макс и метнулся за ней.

Там они опять стали шептаться.

Когда они вернулись, Элизабет сказала:

– Расскажи ему о наших проблемах.

– Алё, это, блин, слишком личное.

– Нас выселяют отсюда, – сказала Элизабет. – Грандиозно, не правда ли?

– Алё, какого хрена? Это наше внутрисемейное дело.

– Какая разница, знают об этом или нет? – ответила ему Элизабет и добавила для меня: – Мы разорены.

– Это очень грустно слышать, – сказал я.

Макс покачал головой.

– И что вы будете делать? – спросил я Элизабет.

– У нас осталось немного денег, которых хватит, чтобы доехать до Оттавы. Так что мы поедем туда, каким бы безумством это ни казалось. А дальнейших планов у нас нет.

– Вовсе не обязательно, блин, ехать туда, – вмешался Макс.

– Я обещала тебе, – отозвалась Элизабет, – а я никогда не нарушаю своих обещаний.

– А зачем вы едете в Оттаву?

– Посмотреть долбаный Кошачий парламент, – ответил Макс.

– Что-что?

– Это такое место, где кошки гуляют, где им, блин, захочется, по соседству с долбаным канадским Белым домом. Это одно из лучших долбаных мест во всем свете; правда, я там не был, только читал о нем. Но я вот уже больше десяти лет, блин, хочу поехать туда. Это моя долбаная мечта.

– Я обещала Максу, что съезжу с ним туда на его сорокалетие, – сказала Элизабет. – Мы взяли напрокат машину. Уедем через несколько дней, когда нас официально выселят. А что мы будем делать после этого – понятия не имеем. Захватывающее приключение, правда?

Сарказм Элизабет меня пугал – она была похожа на загнанное в угол огрызающееся животное, обороняющееся словами, как когтями.

– А почему вас выселяют? – спросил я.

– Мы не платим за это долбаное жилье, так как экономим деньги на поездку.

– А что, если тебе принять участие в этом исследовании, о котором говорил Арни? Он ведь предлагал тебе…

– Он же долбаный пришелец!

– Ах да, я забыл…

– Все деньги, какие у нас есть, уйдут на дорогу до Кошачьего парламента, – сказала Элизабет. – А что будет потом – одному Богу известно.

Макс с беспокойством посмотрел на меня, приподняв брови. Прикрыв рукой рот, он прошептал:

– Алё, какого хрена?

– Брат рассказал вам о моем… похищении?

Я ничего не ответил.

– Вы верите, Бартоломью, что инопланетяне похищают людей?

Я понимал, какого ответа они от меня ждут, и сказал «да». На самом деле я в это не верю, но на данном этапе требовалось, чтобы я верил, для Макса и Элизабет это было как бы обязательным условием сделки. Если я хотел, чтобы Элизабет стала моей девушкой, я должен был согласиться на это условие.

– Ему, блин, можно доверять, Элизабет. Он хороший раздолбай, – сказал Макс, заставив меня улыбнуться. – Я проверил его за «Гиннесом». Какого хрена, алё?

– Ну хорошо. Может быть, тогда ты ему расскажешь мою историю, Макс? – спросила Элизабет. – Почему бы и нет? Посмотрим, что он скажет. Может быть, он спасет нас, как сказочный принц. Почему бы и нет?

У меня перехватило дыхание, потому что Элизабет заговорила языком сказок, точь-в-точь как Вивьен Уорд в «Красотке».

Синхронистичность.

Unus mundus.

– О’-блин-кей, – согласился Макс и рассказал мне о том, как однажды летним вечером его сестра шла вдоль реки Дела-блин-вэр и вдруг заметила над водой «белый долбаный шар», который пульсировал и излучал энергию, «словно самая прекрасная долбаная звезда из всех, когда-либо виденных»; шар медленно опускался к земле, «как долбаное семя одуванчика, переносимое ветром».

«Долбаный шар» совершенно загипнотизировал Элизабет, она последовала за ним и шла несколько часов, зачарованная его красотой, но не могла к нему приблизиться. Как бы быстро она ни шла, этот «долбаный гигантский световой шар» оставался на том же расстоянии от нее. Так она шла, казалось, целую вечность, не чувствуя ни усталости, ни жажды. И вдруг – «раз, блин!» – она оказалась в том самом месте, где заметила этот шар, как будто никуда и не уходила. Посмотрев на свой «долбаный сотовый телефон», она убедилась, что время то же самое, точнее, даже минут на пять раньше того момента, когда она увидела свет. Тут она стала подозревать, что сходит с ума.