Книга Лживый брак - Кимберли Белль

Я опускаюсь на табурет и пристраиваю сумку на крючок под барной стойкой.

– Как и можно ожидать при подобных обстоятельствах, полагаю. Спасибо, что согласились встретиться со мной и что принесли коробку с вещами Уилла. Мне особенно приятно было получить диск с фотографиями.

Большинство из них я видела прежде на телефоне Уилла или в «Фейсбуке», но было и несколько новых снимков, на которых они с Корбаном запечатлены в тренажерном зале среди других посетителей, лица блестят от пота, они обнимают друг друга за плечи. По их непринужденным улыбкам и раскованным позам видно, что их дружба не ограничивалась только общением во время тренировок, и при взгляде на эти фотографии боль снова начинала пульсировать у меня в груди. Почему Уилл скрывал от меня эту часть своей жизни?

– Уилл был хорошим другом. Лучшим, – говорит Корбан, в его голосе и на лице – скорбь, ну что ж, это очко в его пользу. – Я чертовски по нему скучаю.

– Я тоже. – Я сглатываю внезапно образовавшийся в горле комок, ругая себя за то, что ему все-таки удалось выбить меня из колеи. Я не собираюсь позволять ему так играть со мной, по крайней мере пока не удостоверюсь, что это не он отправил мне то письмо. Я обхватываю ладонью чашку с чаем, просунув палец в ушко ручки, и беру себя в руки.

– В газетах пишут, что на месте катастрофы начали извлекать тела погибших и отправлять семьям личные вещи.

Я киваю, свободная рука непроизвольно тянется к кольцу Уилла, висящему на цепочке у самого сердца, чувства начинают мне изменять, а глаза – проклятье! – наполняются слезами.

– Боже, Айрис. Я даже вообразить себе не могу, как вам сейчас, должно быть, тяжело. – Он дотрагивается рукой до моего локтя и слегка сжимает его. – Мне очень жаль.

«Мне очень жаль». Те же самые слова были в письме Уилла.

Хотя слова самые обычные, слезы на моих глазах высыхают, как от порыва ледяного ветра. Я опускаю взгляд в чашку с чаем. Это было намеренно? Или случайно? Мысль о том, что этот человек послал мне письмо, а потом дразнит меня, говоря те же самые слова в лицо, проникает мне под кожу, словно назойливое насекомое. Я делаю глоток чая, но горячая жидкость только усиливает пламя, бушующее у меня внутри. Может ли Корбан на самом деле быть таким жестоким? Кто вообще может?

– Вы в порядке?

Забота, звучащая в его голосе, напоминает мне, что пора взять себя в руки и направить разговор в нужное русло. Я стираю с лица печаль и ставлю чашку обратно на блюдце.

– Все хорошо. Но я просила вас о встрече, потому что мне нужно кое-что вам сказать. – Я жду, пока он кивнет. – Я звонила в ЭСП, компанию, которая, по вашим словам, предложила работу Уиллу. Разговаривала с руководителем отдела по работе с персоналом. Она не знает Уилла и, что самое главное, сказала мне, что последняя руководящая позиция была закрыта больше восьми месяцев назад.

– Я не… – Взгляд Корбана не дает мне продолжать, а его темные брови – и ресницы, единственная растительность на его голове – ползут вверх. – Вы хотите сказать, что Уилл не получал работу в Сиэтле?

– Верно.

– Но… Я не понимаю. Зачем ему рассказывать мне про новую работу на Западном побережье, если это неправда? Зачем придумывать истории про будущих крутых коллег и про все эти клевые вещи, которые они делают на мероприятиях по тимбилдингу? Он говорил, что ездил с ними прыгать с парашютом и что на здании компании есть даже зип-лайн. Я хочу сказать, что все это такие мелкие подробности. С чего бы он стал все это выдумывать?

– Он не выдумывал. Я совершенно уверена, что он взял все это с сайта ЭСП.

– Но новая работа, переезд на Западное побережье, его беспокойство по поводу того, что вы не захотите оставлять свою семью… Это все выдумка?

– Ну, видимо, да.

Морщины на лбу Корбана становятся глубже, а в глазах загорается нечто похожее на разочарование. Его друг, которого ему чертовски не хватает, лгал ему. Его обида кажется такой искренней, что я решаю сменить тему:

– Уилл когда-нибудь рассказывал вам, откуда он родом?

Корбан пытается взять себя в руки, подтянув поближе затянутую в джинсовую ткань ногу в красной кроссовке «Конверс» и постукивая ею по полу.

– О, конечно. У меня в Мемфисе живут две кузины, так что мы с Уиллом всегда обменивались впечатлениями. Оказывается, у нас было несколько общих мест.

– Уилл из Сиэтла.

– Ну да. – Корбан растягивает слова, словно хочет подыграть мне, но ноги прекращают выбивать дробь. – Но он переехал в Мемфис, когда ему было сколько, пять? Шесть? Я уверен, что это случилось, когда он был еще совсем ребенком. Уилл учился в Центральной, которая конкурировала со школой, в которую ходили мои кузины.

– Уилл учился в Хэнкок-Хай. В Сиэтле.

На этот раз Корбан замолкает надолго, и в воцарившемся молчании становятся слышны окружающие нас звуки кафе. Лицо у него становится растерянным, как будто он на полном ходу влетел в раскрытую дверь.

– Вы уверены?

– Абсолютно. В качестве доказательства могу показать классный альбом с фотографиями.

– Так, ладно. Это… – Он потирает ладонью свой сверкающий череп, и я вижу, как напряженно работает его мозг, стараясь сложить вместе детали головоломки. И то, что у него ничего не выходит, сбивает Корбана с толку. – Простите, но я должен спросить. Зачем вся эта ложь?

– Это я и пытаюсь выяснить. Но если вам станет от этого легче, он врал и мне тоже.

Он наклоняет голову.

– Как же вы узнали про Сиэтл?

Я не вижу причин скрывать это от него, но стараюсь, чтобы мой ответ звучал как можно более неопределенно.

– Я получила открытку с соболезнованиями, подписанную «Школа Хэнкок, выпуск 1999 года». Одно привело к другому.

В ответ он резко кивает и снова надолго замолкает.

– Ну что ж, с одной стороны, я обескуражен, а с другой, каким-то странным, непостижимым образом все наконец обретает смысл.

– Что вы имеете в виду?

– Поведение Уилла в последнее время. Просто он казался таким… расстроенным и… не знаю, отстраненным. Мрачным и очень раздраженным. Пару недель назад один парень в зале сказал ему протереть тренажер, и Уилл просто обезумел. Он кричал и махал кулаками, мне пришлось буквально силой выводить его на улицу и там успокаивать. Я никогда не видел, чтобы он так выходил из себя. Интересно, как одно было связано с другим, я имею в виду, он вел себя странно из-за всей этой лжи или ложь нужна была, чтобы скрыть что-то еще. Вы что-нибудь понимаете?

Внутри у меня поднимается целая буря эмоций, главная из которых – уже знакомая мне боль.

– К сожалению, да.

События последнего месяца проносятся у меня перед глазами, словно кадры кинопленки. Вот я готовлю ужин, а он вышагивает по заднему двору – телефон прижат к уху, лицо нахмурено – разговаривая с человеком, которого он назвал просто «коллегой». Я спускаюсь к нему по лестнице, потому что он уже добрых двадцать минут сидит в машине на подъездной дорожке, уставившись в пустоту. Я переворачиваюсь на кровати и вижу, что он не спит и смотрит на меня с выражением, которого я прежде не видела и не могу сказать, что оно означает. Когда я спросила его, в чем дело, он вместо ответа занялся со мной любовью.