Книга Солнце тоже звезда - Никола Юн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Еще вопрос. Ты веришь в настоящую любовь и все такое?
– Нет. Ты же меня знаешь. Да ты в нее и сама не веришь, – напоминает он.
Разве?
– Ладно. Спасибо. – Я уже собираюсь повесить трубку, но он меня останавливает.
– Могу я хотя бы попросить у тебя прощения? – спрашивает он.
– Валяй.
– Прости меня.
– Ладно. Не изменяй Келли.
– Не буду, – говорит он. Думаю, в тот момент, когда он произносит эти слова, он в них верит.
Я должна позвонить родителям и рассказать им про адвоката Фицджеральда, но сейчас мне хочется поговорить совсем не с ними.
Даниэль. Мне нужно отыскать его и рассказать обо всем ему. Роб считает, что я не верю в настоящую любовь. И он прав. Не верю. Но, возможно, хочу поверить.
Я ВЫХОЖУ ИЗ МАГАЗИНА. Рядом с ломбардом по соседству, на ящике из-под молока, стоит скрипачка. Она бледная, тщедушная и потрепанная – но в каком-то поэтичном смысле, что ли. Словно сошла со страниц «Дэвида Копперфильда». В отличие от нее, скрипка выглядит безупречно. Несколько секунд я слушаю игру этой девушки, но не могу определить, хорошо ли она играет. Знаю, существует объективный способ оценивать музыку. Ноты звучат чисто, правильно, в нужном порядке? Но есть еще один способ вынести суждение: важна ли для кого-то музыка, звучащая здесь и сейчас? Для меня – важна. Трусцой возвращаюсь к скрипачке и бросаю доллар в ее шляпу. Рядом со шляпой стоит табличка, которую я не читаю. Если честно, не хочу знать ее историю. Мне нужны только музыка и момент.
Отец считает, что у нас с Наташей нет будущего. И он, возможно, прав, вот только нет его по иным причинам. Что же я за идиот. Прямо сейчас я должен быть с ней, даже если у нас есть лишь сегодня. Особенно если это так.
Мы живем в эпоху мобильников, но у меня нет ее номера. Я даже не знаю ее фамилию. Как последний идиот, я набираю в поиске Google «Natasha Facebook New York City» и получаю 5780000 результатов.
Я перехожу как минимум по сотне ссылок, но, хотя все Наташи вполне милы, среди них нет моей. Кто бы мог подумать, что ее имя так популярно, черт возьми? Сейчас 16:15, и улицы начинают заполняться людьми, идущими с работы к метро. Как и я, они выглядят так, словно жизнь их потрепала. Я бегу трусцой по краю тротуара, чтобы то и дело не сбавлять скорость из-за пешеходов. У меня нет иного плана, кроме как найти ее снова. Все, что я могу, – поехать туда, где должна состояться ее встреча, – на Пятьдесят вторую улицу и надеяться, что Судьба на моей стороне и она все еще там.
КАКАЯ-ТО ПАРОЧКА С ЯРКО-СИНИМИ ирокезами выясняет отношения перед входом в метро на Пятьдесят второй улице.
Они полушепчут-полушипят, как обычно делают пары, ссорящиеся на людях. Я не слышу их слов, но жесты все объясняют. Она разгневана. Он раздражен.
Они определенно встречаются довольно давно. Оба выглядят измученными. Даже по тому, как они склоняются друг к другу, видно, что у них за плечами долгая история. Интересно, это их последняя ссора? Она положит конец всему?
Пройдя мимо, я оглядываюсь. Когда-то, я уверена, они были влюблены друг в друга. Возможно, и сейчас влюблены, но со стороны сложно сказать.
Я СПУСКАЮСЬ В МЕТРО И МОЛЮСЬ богам подземки (да, многочисленным богам), чтобы в поезде не было никаких проблем с электричеством и повернутых на религии машинистов. Что, если я опоздал? Что, если она уже ушла? Что, если, остановившись дать доллар скрипачке, я запустил цепочку событий, которая приведет к тому, что я упущу Наташу?
Мы подъезжаем к станции. По другую сторону платформы останавливается поезд, следующий в противоположном направлении. Двери нашего поезда закрываются, но мы не трогаемся. На платформе внезапно материализуется группа человек из двадцати в ярких облегающих костюмах. В темно-сером метро они напоминают тропических птиц.
Они выстраиваются в линию, а потом застывают на месте, ожидая какого-то знака. Это флешмоб. Поезд по другую сторону платформы также не двигается. Парень в ярко-синем костюме с огромным пакетом включает переносной магнитофон. Сначала происходящее кажется каким-то хаосом: каждый из группы будто танцует под свою собственную мелодию. Но потом я понимаю, что они просто начинают с разницей в несколько секунд. Это как петь каноном, когда голоса последовательно вступают друг за другом. Сначала балет, потом диско и, наконец, брейк-данс. Когда появляются копы, танцоры разбегаются, а пассажиры в моем поезде разражаются бурными аплодисментами.
Мы отъезжаем от станции, но теперь атмосфера в вагоне изменилась. Люди улыбаются друг другу и говорят о том, как это было здорово. Это длится по меньшей мере полминуты, а потом все снова надевают защитные маски – «я в поезде, полном чужих людей». Интересно, не этого ли хотели танцоры – объединить всех хотя бы на мгновение?
Я СИЖУ В ПОЕЗДЕ СПИНОЙ к платформе, поэтому не вижу, как все начинается. Я догадываюсь, что происходит нечто необычное, только потому, что весь вагон смотрит на что-то позади меня. Обернувшись, вижу на платформе танцевальный флешмоб. Все ребята одеты в яркую одежду и танцуют диско. «Такое увидишь только в Нью-Йорке», – думаю я и достаю телефон, чтобы сделать пару снимков. Другие пассажиры одобрительные кричат и хлопают в ладоши. Один парень даже начинает двигаться в такт музыке. Танец длится недолго – до появления троих полицейских. Несколько пассажиров явно разочарованы, а потом все снова начинают возмущаться по поводу того, что поезд стоит. В других обстоятельствах я бы задумалась о том, какую цель преследовали те люди. У них что, нет работы, нет занятия получше? Если бы Даниэль был здесь, он бы сказал, что, возможно, так и задумано. Весь смысл их танца в том, чтобы привнести немного волшебства в нашу жизнь. А разве это не достаточно веская причина?
Я ПУЛЕЙ ВЫЛЕТАЮ ИЗ МЕТРО на Пятьдесят второй улице и едва не врезаюсь в целующуюся парочку. Даже если бы волосы у этих двоих не были синими, их было бы сложно не заметить, потому как они практически приросли друг к другу – от головы до пят. Им нужно в помещение, и немедленно. Серьезно. Такое ощущение, что у них экстренная сессия по засосам, прямо здесь, на тротуаре. Они крепко держат друг друга за задницу. Взаимный задозахват.
Мужчина с осунувшимся лицом неодобрительно цокает языком, проходя мимо парочки. Какой-то маленький мальчик таращится с широко открытым ртом. Отец прикрывает ему глаза. Глядя на них, я ощущаю иррациональное счастье. Наверное, это правда: тем, кто влюблен, хочется, чтобы остальные тоже были влюблены. Надеюсь, их отношения продлятся вечно.
Я СВОРАЧИВАЮ НАПРАВО, на бульвар Мартина Лютера Кинга, и шагаю к магазину семьи Даниэля. У соседней двери на ящике из-под молока стоит девушка и играет на скрипке. Она белокожая, с длинными черными волосами, явно давно не мытыми. У нее слишком худенькое лицо – это не модная, а скорее голодная худоба. Она являет собой настолько печальное, странное зрелище, что я не могу не остановиться.
