Книга Батый. Хан, который не был ханом - Роман Почекаев

После того как Святослав, не сумев отстоять власть, утратил авторитет среди родичей, а Михаил Хоробрит погиб, наиболее реальными претендентами на великокняжеский стол оставались Александр Невский и Андрей. Бату оказался в затруднении: с одной стороны, он должен был поддерживать законного правителя, с другой — у него появилась возможность выбора, поскольку к его суду прибегли сразу несколько князей. Впрочем, прецеденты разрешения таких ситуаций у него уже были, поэтому он отправил Ярославичей в Каракорум, к недавно избранному великому хану Гуюку. Не исключено, что Бату направил ему и свои рекомендации, кого из претендентов следовало бы предпочесть, возможно, что его ставленником мог быть Александр Невский. По сообщению Новгородской четвертой летописи, он побывал у правителя Улуса Джучи даже раньше, чем его отец, —в год 6750 (1242 г.) [ПСРЛ 2000б, с. 228; 2002, с.117; см. также: Лурье 1997, с. 109]. Эту версию полностью принимает, например, Д. Зенин, даже «уточняя», что Александр находился у Бату в Орде около трех месяцев зимой 1241-1242 гг. — то есть тогда, когда, по сведениям большинства источников, Бату воевал в Венгрии! [Зенин]. В. Л. Егоров, ссылаясь на сообщения русских летописей, полагает, что Александр Невский в 1242—1243 гг. не приезжал к Бату лично, но направлял своих людей для выкупа русских пленных [Егоров 1997, с. 46].

Но большинство источников сообщает, что старший Ярославич впервые встретился с Бату уже после смерти отца. На это косвенно указывают и сообщения посланцев папы римского, которые были у Бату в 1246-1247 гг. и, возможно, встретились в его ставке с Александром Невским [см.: Послание 20026, с. 271]. Согласно «Житию Александра Невского», правителю Улуса Джучи даже пришлось направить князю грозное послание, чтобы тот явился к нему: «Александр, знаешь ли, что бог покорил мне многие народы. Что же — один ты не хочешь мне покориться? Но если хочешь охранить землю свою, то приди скорее ко мне и увидишь славу царства моего» [Воинские повести 1985, с. 133]. Не следует принимать на веру приведенные в «Житии» слова, якобы сказанные Бату по итогам встречи с Александром: «Истину мне сказали, что нет князя подобного ему» — донесший их источник является не летописью или свидетельством современника, а агиографическим сочинением, автор которого прославлял Александра Невского в соответствии с житийными канонами, а не излагал реальные события (хотя и мог помнить таковые, поскольку «Житие» датируется 1280-ми гг.). Но вполне вероятно, что Александр, как старший из наиболее реальных претендентов на великий стол, и в самом деле представлялся Бату самым приемлемым кандидатом. Тем не менее высказанное Л. Н. Гумилевым и подхваченное публицистами утверждение о побратимстве Александра Ярославича с Сартаком, сыном Бату, и тем более об усыновлении Александра Невского самим Бату вызывает обоснованную критику исследователей: ни один источник этого факта не подтверждает [см., напр.: Гумилев 1995, с. 140; ср.: Кучкин 1991, с. 7; Егоров 1997, с. 51].

В сферу влияния Бату вошли и южнорусские земли, где его политика была более жесткой и решительной, чем в Северо-Восточной Руси. Наиболее известным из его деяний в этом направлении является загадочное убийство Михаила Черниговского в ставке Бату.

Большинство историков при рассмотрении этого эпизода предпочитает опираться на летописную «Повесть об убиении Михаила Черниговского» (конец XIII-начало XIV в.), которая есть не что иное, как очередное агиографическое сочинение, прославляющее еще одного русского святого, а не отражающее реальных обстоятельств [см., напр.: Кучкин 1990, с. 27-30]. Чего стоит одно только объяснение причин поездки Михаила к Бату: «Бог, видя, как многие обольщаются славою мира сего, послал на него благодать и дар святого духа, и вложил ему в сердце мысль ехать к царю и обличить лживость его, совращающую христиан»! [ПЛДР 1981, с. 232]. Интересно отметить, что, согласно «Повести», Михаил прибыл в ставку Бату прямо из Чернигова, хотя другие источники вполне определенно сообщают, что, бежав в 1240 г. из Киева, он долгое время обретался в Галицко-Волынской Руси, Венгрии и Польше, так до самой смерти и не появившись в родном городе, где к тому времени давно уже сидели ставленники Бату. Та же «Повесть» сообщает, что Михаил, явившись в ставку Бату, отказался выполнить обязательные ритуалы, заявив: «Не подобает христианам проходить через огонь и поклоняться ему, как вы поклоняетесь. Такова вера христианская: не велит поклоняться ничему сотворенному, а велит поклоняться только отцу и сыну и святому духу». И на угрозы посланного к нему Елдеги (этот Элдэке, упоминающийся также у Иоанна де Плано Карпини и Рашид ад-Дина, судя по всему, ведал при дворе Бату контактами с иностранцами) ответил: «Я того и хочу, чтобы мне за Христа моего пострадать и за православную веру пролить кровь свою». Это привело Бату в ярость, и он повелел казнить Михаила, которого якобы долго избивали, затем «некто, бывший прежде христианином, а потом отвергшийся христианской веры и ставший поганым законопреступником, по имени Доман, отрезал голову святому мученику Михаилу и отшвырнул ее прочь» [ПЛДР 1981, I. 232]. Такова версия «Повести об убиении Михаила Черниговского». Однако свидетельства современников и летописные сообщения позволяют представить несколько иное развитие событий.

Как мы помним, именно Михаил Всеволодович в 1239 г. перебил монгольских послов, отправленных Мунке в Киев, После чего покинул город, спасаясь от монголов. Позднее он, по некоторым сведениям, направил на Лионский собор рвоего представителя архиепископа Петра, призывавшего Европейских правителей выступить против монголов [Матвей Парижский 1997, с. 283-284]. Уже эти его действия элжны были настроить Бату против него, но Михаил, кроме того, являлся соперником Ярослава Владимирского в борьбе аа обладание Киевом и властью над южнорусскими княжествами. Весьма вероятно, что Ярослав, стремившийся сосредоточить в своих руках власть над всей Русью, сумел заблаговременно настроить Бату против своего соперника, который, вероятно, и явился к наследнику Джучи по поводу киевского стола. Передача подобных споров на ханский суд и впоследствии неоднократно имела место: так, в 1318 г. хан Узбек разбирал спор между Юрием Московским и Михаилом Тверским, а в 1432 г. хан Улуг-Мухаммад — между Василием Московским и его дядей Юрием Звенигородским. Решение Бату, скорее всего, было принято в пользу Ярослава Владимирского [ср.: Насонов 2002, с. 234]. Эти обстоятельства традиционно игнорируют многие русские историки, предпочитающие сведения «Повести».

Все находившиеся в ставке монгольского правителя пользовались его гостеприимством, поэтому любые ссоры в ней были запрещены. Так, Дмитрий Грозные Очи, сын Михаила Тверского, в 1326 г. был казнен ханом Узбеком за то, что без ханского решения самовольно зарубил в его ставке Юрия Московского, хотя тот и оклеветал отца Дмитрия, став виновником его казни. По монгольским обычаям иностранный правитель или дипломат, выказавший уважение к изображению Чингис-хана и исполнивший священные ритуалы, становился (хотя бы временно) подданным монгольского великого хана, приобщаясь к имперской элите, и в качестве такового пользовался теми же правами и привилегиями, что и сами монголы. «Повесть об убиении Михаила Черниговского» сообщает, что князь отказался поклониться огню и языческим богам. Вполне вероятно, что он и в самом деле по какой-то причине не совершил поклонения статуе Чингис-хана. Не исполнивший обязательных ритуалов чужестранец не воспринимался монголами как член имперской системы, соответственно, Михаил остался чужим и не мог считаться гостем Бату. Поэтому сторонники Ярослава Владимирского (сам он в это время уже находился в Монголии) получили возможность поступить с Черниговским князем по своему усмотрению [ср.: Юрченко 2001, с. 22]. Не случайно даже в житии Михаила сообщается, что черниговский князь был убит не монголами, а русским — путивльцем Доманом («отступничество» которого от христианства, скорее всего, является домыслом агиографа). На это же косвенно указывает тот факт, что Михаил был убит в ставке Бату, а не отправлен в Монголию к великому хану: следовательно, наследник Джучи не распространял на него монгольскую юрисдикцию. В противовес этой «рациональной» точке зрения П. О. Рыкин полагает, что Михаил был умерщвлен все же по воле правителя Улуса Джучи, причем причины его казни имели «иррациональный» характер. Отказавшись исполнить священный ритуал в ставке, Бату, Михаил продемонстрировал желание призвать на монголов вредоносные силы, и с его казнью их действие обратилось против него самого и его владений [Рыкин 1997, с. 88-89]. Любопытно, что прохождение между огней, вызывавшее егативное отношение русских летописцев, в восточной традиции воспринималось, по-видимому, совершенно иначе: например, в эпосе «Идегей» при описании встречи Идегея с Аксак-Тимуром сообщается, что последний Идегею почет оказал: