Книга Беллинсгаузен - Евгений Федоровский

Теперь кругосветное плавание должны были совершить Юрий Фёдорович Лисянский и Иван Фёдорович Крузенштерн. С Лисянским уже встречался Фаддей Беллинсгаузен, когда тот навещал в кадетском лагере у Ораниенбаума брата Анания.

Как же свела судьба этих моряков? Познакомились они в гардемаринской каюте во время практики. В Корпусе Лисянский и Крузенштерн состояли в разных ротах и не знали друг друга. Пылкому, подвижному, легковозбудимому Лисянскому из Малороссии поначалу скучным показался педантичный Крузенштерн. Крузенштерн лежал на койке и читал книжку «Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие, за 1758 год». Лисянский занял своё место в каюте и скоро заснул, убаюканный шорохом волн за бортом и мерным покачиванием корабля. Когда он проснулся, то увидел Крузенштерна в той же позе, закрытая книга лежала у него на животе, пальцы покоились на её мягкой обложке. Глаза были открыты и глубоко задумчивы.

— Что с тобой, Иван? — встревожился Лисянский.

— Да вот прочитал про Беринга, про путь его тяжкий во тьму незнания... — после некоторого молчания произнёс Крузенштерн. — Такой кончине позавидовать можно... Искали северо-западный проход из Тихого в Атлантический... Как Кук, Лаперуз. Неужто нет того прохода на самом деле?

— Выходит, так.

— А может, просто льды, погоды, злая судьба не пускают?

— Ты мечтаешь побывать в тех водах?

— Надеюсь, — односложно ответил Крузенштерн и мечтательно смежил веки.

«Да не такой уж он сухарь, — с теплотой подумал Юрий. — Вон сколь разнообразна и любопытна земля — леса, поля, реки, горы... А море одно и то же: небо, вода, пенные волны, пустой горизонт, а оно ему милей. Дай мне, пожалуй...»

Мичманские и лейтенантские Звания оба получили, плавая много лет на британских судах и немало повидав. В этих походах Крузенштерн записывал в подробностях свои мысли и наблюдения. Получилась объёмная мемория в двадцать шесть листов, исписанных с обеих сторон. С этим «Начертанием» он и явился в Россию осенью 1799 года. Здесь его пухлый пакет закочевал по рукам морских и торговых ведомств, как бутылка, брошенная в океан с бедствующего корабля.

Не скоро, но всё же получил Крузенштерн ответ от командующего морскими силами адмирала Кулешова. Григорий Григорьевич был сам человек учёный, трезвомыслящий, довольно близко стоявший к императору Павлу. Прожект кругосветного плавания к Русской Америке, как тогда называли Аляску, открытую русскими людьми, он не отвергал категорически, но и отзывался холодно: «Надлежит промышлять о гораздо важнейших делах, нежели о предприятиях, коих успех кажется сомнительным».

Крузенштерн понял, что морское ведомство не станет финансировать его экспедицию. Тогда он решил заинтересовать выгодой частных лиц. Странствуя на фрегате «Оазо» под начальством капитана Линзи, на острове Пенанг в Малакском проливе Иван подхватил тропическую лихорадку и провёл в беспамятстве между жизнью и смертью несколько недель.

Очнувшись, он узнал, что фрегат давно покинул остров. Тогда он нанялся на купеческое судно и добрался до Кантона — единственного китайского порта, открытого для торговли.

Здесь-то и разузнал о контрабандных операциях с наркотиками. Из-за них между Китаем и Англией возникал даже военный конфликт — «опиумная война». Однако не это проклятое зелье привлекло внимание любознательного Крузенштерна, а то обстоятельство, что огромная страна совсем не имела промышленности и остро нуждалась в изделиях из железа. Кантон также заинтриговал его и долго оставлял в недоумении вопрос, почему англичане выгодно сбывают здесь меха, которые привозят из Северной Америки и Аляски. Порт плавился от жары — Кантон лежал у самых тропиков, а меха шли нарасхват. Оказалось, что и к северу, и к западу в том же Китае случаются зимы, китайцы при малейшем похолодании начинают мёрзнуть, богатые кутаются в меховые шубы.

А что станет, если не загребущие англичане, но Россия на своих судах из Балтики повезла бы свои скобяные и прочие металлические товары, а распродав их в Кантоне, двигалась бы в Русскую Америку за мехами? Загрузившись, русские суда возвращались бы в Кантон, сбывали товар, следовали в Калькутту, закупали индийский чай и пряности и вокруг Африки шли домой за новым товаром. За столь выгодный России проект стоило побороться.

Окончилось Павлово царствование, место отставленного Кулешова занял Николай Семёнович Мордвинов. До Крузенштерна доходили слухи, что в бытность свою на Черноморском флоте этот острослов и хитрован попортил много крови Фёдору Ушакову, не давал ему ходу, завистливо относясь к его успехам. Не вступись за Ушакова Потёмкин, съел бы коварный адмирал отважного и удачливого моряка. Но такую скользкую гору не обойдёшь, решился Иван открыться новому сановнику — будь что будет! В это время Крузенштерн командовал фрегатом «Нарва», состоял при ревельской эскадре. Оттуда он и послал в новое плавание по бумажным морям горемычное «Начертание».

И вдруг приходит приказ — вызвать капитан-лейтенанта Крузенштерна в Петербург. При встрече Иван Фёдорович изменил настороженное отношение к новому главному морскому командиру. Мордвинов встретил офицера в точно назначенный срок, приветливо и сразу перешёл к делу. Ой сказал, что «Начертание» находит весьма дельным, хотя торговые планы не входят в его компетенцию, но по линии морского ведомства интересна идея ввести в водах Великого (Тихого) океана постоянное крейсерство двух фрегатов. Мера и своевременная, и разумная. Русские корабли отобьют охоту у разных любителей лёгкой наживы шнырять у берегов Русской Америки и недвусмысленно укажут на принадлежность тех земель России.

— Однако вы предлагаете установить регулярные торговые вояжи туда и обратно, — продолжал Мордвинов. — Для этого понадобятся десятки судов, сотни матросов. Допустим, суда найдутся, а где взять матросов?

— Из тех тридцати тысяч рекрутов, ежегодно набираемых для службы на флоте, пять тысяч можно определить на эти корабли. В практике дальних плаваний они получат куда больше навыков, чем в Ревеле или Кронштадте.

— Что ж, можно создать учебную флотилию. А откуда взять опытных командиров для торговых судов?

— Откуда все мы вышли — в Морском корпусе, — тут же нашёл ответ Крузенштерн. — При нём открыть особое училище человек на сто. После учёбы и плаваний на купеческих судах из таких молодых людей получатся добрые офицеры. Осмелюсь даже предложить, чтобы капитаны флота обращали внимание на корабельных юнг. Наиболее способных направляли бы в Корпус.

Мордвинов вскинул пушистые брови:

— Морской кадетский корпус — заведение для дворян. Не забывайте об этом!

— Англичане Кук, Нельсон, прославившие своё Отечество, да и наш великий Ломоносов отнюдь не дворянского происхождения, — возразил Крузенштерн.

Николай Семёнович миролюбиво махнул рукой:

— Эк, куда хватили! Ну да ладно. Сегодня же передам ваш прожект главному директору водяных коммуникаций графу Румянцеву. Постарайтесь ему приглянуться. Ба-а-а-льшой амфитрион[16]. Сладкоречив, на обещания щедр. Потому при беседе проявите настойчивость, требуйте незамедлительного решения.