Книга Последняя тайна Романовых - Елена Прудникова

Омск, 12 декабря 1918 г.

«Имею честь представить Вам, господин министр, нижеследующие данные, добытые предварительным следствием по делу об убийстве б[ывшего] императора Николая II и его семьи.

30/17 июля 1918 г. в гор. Екатеринбурге товарищем прокурора Кутузовым был составлен протокол заявления ему гражданина означенного города Федора Никифоровича Горшкова о том, что от судебного следователя Томашевского, узнавшего в свою очередь о том от лица, как бы бывшего очевидцем или же близко стоявшего к советской власти, ему известны нижеследующие подробности убийства Государя и его семьи. Вся царская семья, вместе с бывшим Государем Николаем II, была собрана в столовой комнате, где им объявили, что все они будут расстреляны, причем вскоре и последовал залп латышей, после которого все они упали на пол. После этого латыши стали проверять, все ли убиты, причем оказалось, что осталась жива б[ывшая] великая княжна Анастасия Николаевна, и, когда до нее прикоснулись, то она страшно закричала. После этого ей был нанесен прикладом ружья удар по голове и, кроме того, две штыковые раны.

Этот протокол заявления Горшкова послужил основанием для начатия предварительного следствия, которое И.д. прокурора суда товарищем прокурора Кутузовым и было предложено 30 того же июля судебному следователю по важнейшим делам Наметкину. Одновременно с ним в распоряжение судебного следователя были переданы обгорелые остатки разных вещей и Мальтийский крест, которые были найдены при следующих обстоятельствах. Числа 16 или 17 июля крестьянами деревни Коптяков, Верх-Исетской волости, находящейся верстах в 18 от Екатеринбурга, было замечено какое-то передвижение красноармейских отрядов в расположенном близ деревни лесу, причем в район этой местности никто не допускался. Желая, однако, узнать, что именно там делали красноармейцы, крестьяне упомянутой деревни Андрей Шереметьевский, Михаил Алферов и др., после оставления этого леса красноармейцами, отправились туда, причем протоптанная красноармейцами дорога и привела их к заброшенным шахтам.

Здесь, шагах в двух от одной из шахт, оказался заброшенным бугор с остатками на нем костра. По разрытии этого костра названными крестьянами были найдены крест с зелеными на нем камнями, четыре планшетки от корсетов, пряжки от подтяжек, туфли, пуговицы, кнопки и четыре бусы. При спуске одного из крестьян по веревке в шахту на водяной поверхности были замечены плавающими палка, кора, доски, свежая хвоя и железная лопата.

Близ костра была замечена береза с написанной на коре ее надписью: “Горный техник И. А. Фесенко 11 июля 1918 года”. При подробном затем осмотре этого места судебным следователем вблизи той же шахты, именуемой “Исетский рудник”, среди обгорелых палок и углей найдена обгорелая старая дамская сумочка, саженях же в 12 от шахты были найдены обгорелые тряпки, кружева и какие-то черные блестящие обломки.

Кроме того, присутствовавшим при осмотре капитаном Пометковским был найден сильно загрязненный водянистого цвета камень, значительной величины, с плоской серединой, в белой с мельчайшими блестками оправе, оказавшийся затем, при осмотре его впоследствии через эксперта-ювелира, высокой ценности (не менее ста тысяч) бриллиантом. Недалеко от этого же места были также найдены два небольших загрязненных осколка изумруда и жемчуга и обрывок материи с сильным запахом керосина. Наконец, у самого края широкой шахты, в глине, найден небольшой осколок нарезной ручной бомбы, при спуске же в шахту на стенках ее были обнаружены следы от разрыва ручной бомбы…

(Далее в документе отсутствует одна страница. – Прим. ред.)

Согласно удостоверению этого свидетеля, предъявленный ему найденный бриллиант был зашит в пуговице костюма или великой княжны Ольги Николаевны, или же Татьяны Николаевны. Из других вещественных по делу доказательств свидетель признал серьги с жемчужиной принадлежащими бывшей Государыне, находя их вполне тождественными, найденные же и предъявленные пластинки со вставными зубами весьма похожими на такие же пластинки, принадлежащие доктору Боткину.

Наконец, 6 сентября 1918 г. из Управления Уголовного Розыска поступило дознание об отобрании значительного количества (около 100 штук) разных предметов, также принадлежащих царской семье, у красноармейца Кузьмы Ивановича Летемина, по поводу коих последний объяснил, что получил эти вещи частью при уборке дома Ипатьева, частью от своего брата красноармейца Михаила Летемина. Вместе с тем, состоя в составе караула, охранявшего дом Ипатьева, Летемин со слов какого-то охранника рассказал, что в ночь на 17 июля внизу помещения дома Ипатьева бывший император с женой, детьми, лакеем, поваром и фрейлинами были расстреляны, о чем ему известно со слов бывшего в ту ночь на посту красноармейца Стрекотина.

По словам последнего, Государя убил комендант Юровский, прочитав перед тем какую-то бумагу, причем бывшая Государыня и старшая дочь перекрестились. После убийства Государя стали стрелять латыши и упомянутый “разводящий” рабочий Медведев, расстреляв всю царскую семью и бывших с ними придворных. После расстрела охранниками были замыты и засыпаны песком на полу следы крови, трупы же покойных помещены на грузовой автомобиль. Впоследствии он спрашивал шофера грузовика из рабочих фабрики Злоказова, но по фамилии ему неизвестного, который подтвердил, что трупы они вывезли в лес, где чуть не застряли в трясине.

Спрошенный на дознании военный чиновник Петр Алексеев Леонов показал, что 17 июля 1918 г. комиссаром снабжения фронта Горбуновым были потребованы 5 грузовых автомобилей, из коих на одном было 2 бочки бензина. При этом два автомобиля были возвращены обратно 18 июля утром, с пустыми бочками от бензина, 2 других автомобиля вернулись несколько позднее того же 18 июля, последний же автомобиль возвратился при такой обстановке: по требованию названного Горбунова он подъехал к Американской гостинице, где помещалась чрезвычайная следственная комиссия. Шофера, доставившего автомобиль, см[ени]ли другим, из Американской гостиницы, и отправили домой. [За]тем 19 уже июля около б часов этот автомобиль был возвращен вновь тем же шофером из Американской гостиницы, причем автомобиль этот был весь в крови и грязи, хотя было заметно, что его мыли.

По свидетельству Кухтенкова, он после освобождения по болезни от военной службы в Красной Армии в мае месяце [за]нял должность заведующего хозяйством рабочего клуба в [за]воде Верх-Исетском. Числа 18–19 июля, часа в 4 утра, в этот клуб пришли председатель Исполнительного комитета Совета Р. и С.Д. Сергей Павлович Малышкин, военный комиссар Петр Ермаков и видные члены партии большевиков Александр Костоусов, Василий Леватных, Николай Партии и Александр Кривов. Здесь в клубе, в партийной комнате названные лица о чем-то таинственно совещались, причем до него, свидетеля, донеслась фраза: “всех их было тринадцать человек – тринадцатый доктор”. Увидав его, свидетеля, названные лица, не желая продолжать разговора при нем, тотчас же вышли в сад, он же, Кухтенков, заинтересовавшись их разговором, незаметно прошел за ними, спрятался в траве и стал слушать. Прежде всего до него долетела фраза Костоусова: “второй день приходится возиться; вчера хоронили, а сегодня перехоранивали”. Из дальнейшего разговора он понял, что Леватных, Партии и Костоусов принимали участие в погребении убитого Государя и его семьи. Вопросы предлагал Кривцов, объяснение же давали и хвастались своими поступками Леватных и Партии. Так, Леватных, между прочим, сказал: “Когда мы пришли, они были еще теплые, я сам щупал царицу и она была теплая”… Затем следовали вопросы, как были убитые одеты, красивы ли они, сколько их, причем про одежду Партии сказал, что все они в штатском платье, что в одежде были зашиты разные драгоценности, что красивых среди них никого. Он, свидетель, слышал вставленную кем-то фразу: “у мертвых красоту не узнаешь”. Он, свидетель, слышал, как кто-то сказал, что “про наследника говорили, что он умер в Тобольске, но и он тут”. О месте погребения убитых было сказано, что сначала их похоронили в двух местах за Екатеринбургом II, а затем увезли дальше и похоронили в разных местах, но где именно – они не говорили. Кто-то из говоривших перечислял их имена: “Николай, Сашка, Татьяна, наследник, Вырубова”[38] и еще какие-то имена, которых он не расслышал, причем еще раз было сказано: “тринадцатый – доктор”.