Книга Пиковая дама и благородный король - Лариса Соболева

Что обязана сделать жена, понимающая, что ей карьера не светит? Посвятить себя семье, максимально разгрузить мужа, дабы он имел возможность двигаться вперед и подниматься вверх. В этом смысле Евгений Абалкин преуспел, но, как правило, взлеты портят характер. Клавдия поздно спохватилась, что именно она избаловала мужа, создавая ему комфортные условия и жертвуя своими принципами. В нем появились черты барской надменности, цинизма, распространявшегося и на семью, всезнайство, самоуверенность. Изредка она приводила его в чувство, строила по всей форме, пару раз уходила с детьми к родителям. Абалкин возвращал ее, потому что уже не мог обходиться без домоправительницы и няньки, он ведь даже не знал, где оплачивают коммунальные услуги, тем более как ведется подсчет. Конечно, научиться этому плевое дело, да ему же неохота было растрачиваться на мелочи.

Юристов, сидящих на хлебе и воде, попросту не существует, а хороший юрист весь в шоколаде. Абалкин специализировался на предприятиях — там суммы заоблачные, с них проценты сказочные, есть за что биться, а конфликтных ситуаций хоть отбавляй. В некоторых структурах он числился на постоянной зарплате — есть ли дела или нет, а это не три копейки, но нередко к нему обращались по рекомендациям. Если дело выгорало, Абалкину предлагали стать юрисконсультом и, как правило, предлагали больше, чем он получал где-то, то есть перекупали. И он с легкостью бросал клиентов, успевших перейти в статус друзей. Клавдии это не нравилось, ибо в тяжелую минуту помощи просят у друзей, а когда их нет — на кого рассчитывать? Вот и вся предыстория.

Однажды летом Евгений привел домой двух мужчин, не предупредив жену, что будут гости, лишь шепотом попросил принести коньяк и виски, сделал несколько знаков, мол, это очень важные люди.

Крепкая выпивка все равно предполагает закуску, а раз люди важные, их надо чем-то удивить, для этого и привел муж домой клиентов. Клавдия наловчилась за считаные минуты делать изумительные закуски, красиво их оформлять и подавать.

К внезапным гостям она привыкла и подходила к данному явлению ответственно. В запасе всегда имелся тостерный хлеб, она разрезала ломти на несколько кусочков, сверху уложила закуски.

Сливочное масло Клавдия держала уже нарезанными маленькими кубиками, что экономило время. Далее разнообразие: по ложечке красной икры, паштета, измельченный окорок, креветки. Сюда зелень, туда орешки, здесь оливка, а тут и так красиво, в каждый бутерброд воткнула по шпажке — готово. К этому времени созрел горячий шоколад, миску с ним она поставила на подставку над горящей свечой, а нарезать яблоко, банан, грушу и персик — минутное дело. Установив всю красоту на поднос, Клавдия понесла в кабинет мужа да застряла у двери. Ее заинтересовало, чем так возмущен муж, говорил он:

— Я впервые встречаюсь с патологическим упрямством, старик слушать ничего не желает. Не действуют на него ни ваши угрозы — после них он вообще звереет, ни посулы.

— Плохо разжигал жадность, — недовольно промямлил толстяк.

— А он идейный! — с жаром принялся возражать Евгений, а по сути, оправдывался. — Он не одержим жадностью. Его переклинило на ответственности за страну, ее богатства, народ. Да, и за народ он переживает!

— Не ерничай, — сказал тот же толстяк. — Изначально ты сделал что-то не так…

— Я профессионал!..

— Разрешите? — вплывая, улыбалась Клавдия.

Она решила, что пока достаточно подслушала, к тому же пора было разрядить обстановку. С подноса Клавдия переправила закуски на стол, затем сходила за выпивкой и тарой: к виски стаканы, к коньяку бокалы, не забыла закусочные тарелки и длинные вилки для шоколадного фондю. Все это время в кабинете царило напряженное молчание, а она получила возможность краем глаза разглядеть гостей. Толстяк был похож на филина, пожалуй, о нем больше нечего сказать. Второй моложе лет на десять, скорей всего ровесник мужу, внешне не приметный, но две особенности бросились в глаза: выпуклые мешки под глазами и родинка на левой щеке, довольно крупная, чтоб ее не заметить.

Клавдия забрала подносы и ушла, плотно притворив за собой дверь, через нее и так слышно. Сначала они выпили, гости выразили восхищение по поводу закусок, но так, как бы между прочим, потом гость с родинкой, обоих она различала по голосам, высказался:

— Есть два пути. Рейдерский захват и всех вышвырнуть к чертовой матери.

— Рейдерский захват в задницу, — грубо возразил толстяк. — Начнутся суды, неизвестно, кто победит…

— Деньги, — уверенно сказал муж.

— Мне не нужна огласка, — резко бросил толстяк. — У старика мощная поддержка среди овощей, это стадо будет глотки рвать, всякие там СМИ приглашать, зеленых с красными и прочую шваль. Всем не накидаешь, за всеми не уследишь. Сейчас ситуация наиболее благоприятная, потому что про массив мало кто знает, его упустили, о нем забыли. Как только просочится информация, налетит стая воронья, каждая из ворон захочет иметь свой кусок. То, что сегодня можно взять даром, завтра станет бесценным. Женя, что хочешь делай, но мне его право собственности предоставь, иначе твои потроха развешу на веревке, на которой твоя жена сушит белье.

А Клавдия ему: закуски, фондю, чтоб обмакивал кусочки фруктов в горячий шоколад и клал в свой грязный рот. Он же попросту свинья. Да она выкинет мисочку и вилку, которой он пользовался!

— Есть второй вариант, — сказал гость с родинкой. — Что делает доктор, когда у него пациент с раковой опухолью? Он удаляет ее.

— М-м-м… — одобрительно протянул толстяк. — Останется под шумок вытащить бумажечки… Женя, это тоже твоя забота, бабло надо отрабатывать. Особенно если хочешь получить столько же.

Клавдия на цыпочках ушла в кухню, занялась уборкой, а внутри крутило, крутило. Вскоре гости убрались, Абалкин заявился незамедлительно и как ни в чем не бывало:

— Лапуся, приберись в кабинете. Да, а скоро мы будем ужинать? Поторопись, у меня после коньяка просыпается волчий аппетит.

— Подожди! Сядь на минутку… — Она закрыла дверь, стремительно подошла к нему и, опершись о стол руками, зашипела: — Женя, ты ополоумел? Что это за волки были у нас? Какие у тебя с ними дела?

— Не понял…

— Я все слышала. Тебя заставляет воровать этот жирный упырь? И ты, как осел, подчинишься? А опухоль — это старик, о котором шла речь? Господи, удалить — значит убить! Женя, опомнись, тебя ведь посадят! Тебя, а не упыря!

Взбешенный муж вскочил, побагровев до свекольного цвета, правда, орать не посмел, дома же дети:

— Что ты несешь! Слышала звон да не знаешь, где он.

— Не держи меня за идиотку! — зарычала Клавдия, тихо зарычала, но такой разъяренной он еще не видел лапусю, казалось, жена разорвет его. — Чего тебе не хватало? Зачем связался со скотиной? Он же всех нас «удалит», как хирург опухоль! Твоих детей, меня, тебя. Подставлял бы свою тупую башку, а не наши!..

Она была напугана, потому и оскорбляла, и молила, и угрожала, в общем, воздействовала на мужа всеми доступными средствами, одержимая идеей фикс, которую можно выразить в нескольких словах: предотвратить, уберечь, заставить. Эти глаголы не нуждаются в расшифровке, каждый несет в себе многочисленные оттенки. Абалкин старался сдерживаться, что давалось ему нелегко, он пытался замять скандал: