Книга Гибель красных моисеев. Начало террора. 1918 год - Николай Коняев

Я просил Злотникова освободить комнату, но он не сделал этого, и я даже дважды подавал в суде иски о выселении его, но и это не увенчалось успехом, так как иски о выселении в военное время не всегда удовлетворялись».

Замешательство и отчуждение незнакомых людей, легко переходящее во враждебность, — психологически объяснимы.

Злотников был слишком опасным соседом…

Ведь и сейчас, перелистывая номера «Паука», порою ёжишься — так откровенны помещенные там статьи.

Наше воспитание таково, что любой человек, открыто объявивший себя антисемитом, сразу оказывается беззащитным для любой, даже и несправедливой критики, а любая попытка объективно разобраться в этом человеке тоже воспринимается как проявление антисемитизма…

Тем не менее рискнем это сделать.

Антисемитская направленность «Паука» очевидна.

Уже в пробном номере Л.Т. Злотников заявил:

«Недремлющее око Антисемита, изображенного на первой странице, будет вечно, беспристрастно и не отрываясь следить за всеми поползновениями, за всеми поступками, мыслями и преступлениями иудейского племени… Око Антисемита не закроется ни перед какими угрозами, ни перед какими проявлениями иудейского человеконенавистничества» …

Установить путь, которым пришел Л.Т. Злотников к таким убеждениям, и как укрепился в них, трудно. Но то, что он сам был убежден в своей правоте, — очевидно. Он очень любил изображать в карикатурах «угнетенного» толстосумаеврея и «угнетателя» — нищего русского мужика.

Вероятно, именно с этого, еще с детских лет — Л.Т. Злот-ников родился в Витебской губернии — вынесенного ощущения и вырос его антисемитизм. Образование же не только не заглушило детских впечатлений, но, напротив, кажется, еще более укрепило их.

Как и многим, впервые столкнувшимся с «русско-еврейской» проблемой, Злотникову казалось, что именно ему и суждено указать на способ ее разрешения.

«Конечно, мы победим… — писал он в своем журнале. — Они сильны только нашей слабостью, а мы слабы только потому, что недостаточно объединены».

Можно спорить, насколько верно поставлен диагноз, но едва ли это имеет смысл. Прописанным Злотниковым рецептом никто, кажется, до сих пор и не воспользовался.

В том числе и сам Злотников.

На допросах в ЧК он откровенно признавался в этом:

«Ни в какой политической партии не состою, ибо считаю, что всякая партийная программа связывает свободу суждений того, кто в этой партии состоит…

Как урожденный крестьянин, чувствовавший на своей спине все тяготы, не могу сочувствовать тому строю, который существовал до революции или вернее до 1905 года, и разделяю мнение партий, стоящих ближе к народу, то есть демократических. Хотя по некоторым вопросам (аграрному и национальному) несколько отступаюсь и присоединяюсь к мнению партий более правых».

Показания даны в застенке ЧК, и у нас нет оснований подозревать Злотникова в сознательной корректировке своих политических воззрений — ведь именно такая позиция вызывала, как мы увидим, наибольшую неприязнь Урицкого и его подручных.

На первый взгляд уклончивость Злотникова даже раздражает.

Ишь ты… И демократии ему, видите ли, хочется, и политика предательства интересов русского народа в демократах тоже не устраивает…

Нет… Вы уж, батенька, определитесь, пожалуйста, чего вам желается. А то ведь, как у Гоголя получается: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…»

Но несомненно и другое.

Только у нас в стране почему-то (айв самом деле — почему?) невозможно совмещение демократии с национальными интересами. Это только у нас, в России, уже второй раз на протяжении столетия с помощью так называемого общественного мнения удалось по разные стороны баррикады развести патриотизм и демократию…

Ни в Англии, ни во Франции такого произойти не могло…

Так что позиция Злотникова, не вмещающаяся в прокрустово ложе партийных программ, не только не страдает расплывчатостью, а, напротив, выглядит единственно возможной, поскольку она — естественна…

Все это важно для понимания того, что думал и чувствовал Лука Тимофеевич Злотников в мае 1918 года.

Мы видим, он был довольно умным, бесстрашным, но при этом по-своему очень совестливым человеком.

Открыто провозглашаемый им антисемитизм базировался на неприятии мифа об угнетении евреев, которым многие представители еврейской национальности довольно ловко пользовались в собственных интересах. Можно не соглашаться с категоричностью постановки проблем в «Пауке», но при всем желании нигде не найдешь там призывов к погромам, к уничтожению евреев, тем более физическому.

И вот теперь: «Предписание Главного штаба “Каморры народной расправы”…

Эта фраза: «…чтобы их всех в один заранее назначенный день и час можно было перерезать»…

Даже и не соглашаясь с позицией, из номера в номер заявляемой в «Пауке», все же трудно представить, что текст прокламации составлен тем же человеком, который редактировал этот журнал. Злотников не был столь кровожадным, а главное — столь неумным…

Редактируя журнал, он довольно отчетливо представлял себе своего читателя и очень точно адресовался к нему.

А кому адресована прокламация? Домовым комитетам, куда она почему-то не поступала?

Совершенно неясна и цель прокламации. Запугать евреев? Но едва ли человек, занимавшийся таким сложным производством, как выпуск журнала, не понимал, что сделать это с помощью нескольких листовок в огромном городе невозможно.

И опять-таки Злотников не мог не понимать, что такая прокламация выгодна прежде всего той большевистско-местечковой команде, против которой она и была направлена. Злотников не мог не знать, что эта листовка немедленно будет с соответствующими комментариями опубликована в большевистских газетах, куда, как установило следствие, он якобы и разослал большую часть «предписаний».

В чем же дело?

Неужели Л.Т. Злотников так поглупел, что не понимал элементарного?

Неужели так ослепила ненависть к евреям, что разум совсем покинул его?

Нет… Читаешь показания Злотникова и видишь: это по-прежнему умный и гораздо более, чем раньше, осторожный человек…

Безусловно, кому-то очень нужно было, чтобы Л.Т. Злотников и был автором прокламации. Он очень уж всей своей прежней деятельностью подходил для этой роли…

Но вот был ли он автором на самом деле?

Понимаю, что даже постановка вопроса кажется нелепой.

Уже на втором допросе Злотников сознался в авторстве. Кроме того, его уличают показания В.И. Дворянчикова, в фотоцинкографии которого он якобы заказывал печать «Каморры». Косвенно свидетельствуют против Злотникова и показания Л.Н. Боброва. Наконец, при втором обыске в комнате Л.Т. Злотникова нашли и печать «Каморры народной расправы».