Книга Великие тайны золота, денег и драгоценностей. 100 историй о секретах мира богатства - Елена Коровина

Веласкес застыл как вкопанный. Что делать? Прогнать безумную незнакомку? Но как? Он не слишком-то разбирался в этикете. Он же вырос не в Мадриде, а в провинции. Конечно, прошло уже четверть века с тех пор, как он, недотепа из Андалусии, появился в 1623 году в столице. Тогда двадцатичетырехлетнему Веласкесу выпало огромное счастье стать личным живописцем короля. Но что сейчас может сказать монарх, увидев обнаженный портрет?! Это в Италии художники пишут и натурщиц, и любовниц, и богатых дам без одежды. А в мрачной католической Испании такое невозможно. Что скажет церковь и ее оплот — набожный Филипп IV?! Никто еще не изображал здесь ничего подобного…

Но что, если именно ему, Веласкесу, суждено стать первым? Недаром же он — «первый живописец короля». Да и разве он каменный — глядеть на такую красоту, когда она сама просится на холст?! В конце концов, если возникнут вопросы, всегда можно сказать, что холст с обнаженной красавицей он привез из Италии. Он же недавно был там.

«Так что же вы молчите? — прозвучал насмешливый голос незнакомки. — Боитесь короля или церкви? Но я заплачу невероятную цену!»

Веласкес отпрянул: что имеет в виду эта странная донна? Не хватало еще ему, благочестивому мужу и отцу семейства, завести интрижку на старости лет. Ему же через пару лет стукнет пятьдесят!

Незнакомка гордо выпрямилась: «Я предлагаю вам не себя, а вот это!» На узкой ладони бездонной голубизной блеснул драгоценный камень. Небольшой, но такой завораживающий, волшебный…

Веласкес узнал его сразу. Он же был первым живописцем двора и брал из королевской сокровищницы то изумруды, когда рисовал парадные одеяния королевы, то жемчуга, когда писал испанских инфант, то бриллиантовые гарнитуры для портретов самого короля. Но ни разу Веласкес не осмелился взять вот этот мистический синеголубой камень. Даже хранитель драгоценностей короны не мог сказать, как он появился в сокровищнице, зато все знали, что это драгоценность Неба, алмаз невест — волшебный камень, охраняющий супружеское счастье. Когда нынешняя королева выходила замуж за тогда еще принца Филиппа, к ее свадебному платью прикрепили круглую брошь с синим алмазом — покровителем невест.

«Откуда у вас этот камень?» — хрипло прошептал Веласкес. «Я не украла его, — вспыхнула незнакомка. — Мне дал его сам Филипп. Этот камень должен стать вкладом за мой наряд невесты. Увы, он не будет ни пышным, ни величавым. Черный подрясник — вот моя будущая одежда. Никто никогда не увидит моей девичьей красы. Я должна уйти в монастырь и стать Христовой невестой. Но прежде чем я сделаю это, я хочу, чтобы моя красота осталась хотя бы на холсте. Рисуйте, дон Диего, и я отдам камень вам, а монахиням скажу, что потеряла его».

Незнакомка вновь раскрыла ладонь. И Веласкес не удержал свою руку, которая, кажется, сама по себе взяла камень. Художник знал про него все: сине-голубоватосерый алмаз, почти округлый, с 82 гранями. Конечно, он огранен, но не бриллиантовой огранкой. Поэтому-то его и называют чаще алмазом, чем бриллиантом. Его вес небольшой — 35,56 карата, но сам камень — влекущий чистотой небесной голубизны….

Как заколдованный, Веласкес схватился за краски. Хорошо, что холсты в его мастерской всегда натянуты. За этим следят ученики. Нельзя, чтобы такую красоту схоронили в глухих стенах монастыря! И речь не о мертвом камне, а о живой девушке. Пусть она останется хотя бы на холсте. Он напишет Венеру перед зеркалом, но не так плотски, как пишут итальянцы. Он нарисует целомудренную испанскую богиню, покажет ее только со спины. Прекрасные линии женского тела — и никаких вожделений! Крошечный амур держит зеркало, и красавица смотрится в него долгим взглядом, словно хочет навеки запомнить свою красоту. И только черное покрывало намекнет зрителю на будущую трагедию. О мадонна, монастырь…

Посетительница вздохнула: «Возьмите алмаз, господин живописец!» — и протянула художнику драгоценный камень, вспыхнувший в отблеске свечей. Веласкес покачал головой: «Завтра, донна! Вам придется прийти без вуали. Я допишу лицо».

Но вторая встреча так и не состоялась. И только через неделю, рисуя портрет одного из королевских карликов, Веласкес случайно узнал, что двоюродную сестру монарха насильно отвезли в монастырь. Говорят, король поставил перед ней выбор: замуж по его выбору или черная ряса. Но девушка была влюблена и потому предпочла монастырь ненавистным объятиям по выбору короля.

Хуже всего, что художник никак не мог вспомнить, как выглядела девушка. У короля же были десятки родственниц! Но «Венеру перед зеркалом» нужно было закончить. Веласкес написал лицо с одной из своих натурщиц, но оно, увы, не подошло. Художник написал другое, потом третье. Он бился еще много месяцев, но все равно оставалось заметно, что лицо с земными золотистыми кудряшками не совпадает с небесным по красоте телом. Художник плюнул и оставил все, как есть. А потом и вовсе увез картину из своей дворцовой мастерской в поместье жены под Севильей — от греха подальше! Своей верной жене Хуане объяснил, что богиня Венера — символ «вечной женственности». Жена, конечно, повздыхала и на всякий случай спрятала нескромный холст в потайном ящике большого комода — вряд ли церковные власти одобрят эту самую женственность.

Приданое инфанты и свадебные платья немецких принцесс

А синий алмаз, которому, казалось бы, суждено было навсегда оставаться в монастырской сокровищнице, вновь оказался в королевской казне. Веласкес увидел его в 1660 году, когда Филипп IV решил выдать одну из своих дочерей, инфанту Марию Терезу, за молодого короля Франции Людовика XIV и поручил организацию этого чрезвычайно важного для Испании торжества своему любимому художнику. Причем даже аргументировал это: «Мой дон Диего слишком большой молчун, чтобы проболтаться обо всех сюрпризах, и слишком нелюдим, чтобы назначить на денежные места своих людей!»

Веласкес действительно все сделал сам. Сам создал и фасон свадебного платья инфанты, и цветочную декорацию барки, на которой невеста должна была переплыть реку Бидассоа, по которой проходила граница Испании и Франции, и эскиз обивки кареты в виде сказочного грифона, «на котором испанская красавица воспарит в Фонтенбло». Филипп во всем положился на любимца. Но драгоценности для приданого они отправились выбирать вместе.

Хранитель королевской сокровищницы уже ждал их, склоняясь в нижайшем поклоне. Кованые сундуки были распахнуты, и в свете многочисленных факелов драгоценные камни искрились всеми цветами радуги. Главные сокровища короны были выложены на специальном столе, затянутом фиолетовым бархатом. Король поднял на художника тяжелый взгляд: «Каков ваш выбор, дон Диего?»

Художник склонился в низком церемонном поклоне (нельзя же просто так говорить с «его католическим величеством»!) и начал, тщательно подбирая слова: «Вот этот жемчужно-бриллиантовый гарнитур из двадцати семи предметов — любимец инфанты. Конечно, она должна взять его с собой. А вот этот набор из тридцати подвесок восхитил посла Франции. Тот даже сказал, что в его стране нет ничего подобного. Значит, надо включить в приданое и его — хорошо утереть нос французам. А вот это… — Голос Веласкеса дрогнул. — Неужели это алмаз невест? А говорили, что он утерян…»