Книга История Тайной канцелярии Петровского времени - Василий Веретенников

Обычной и почти исключительно употребляемой формой пытки в XVII веке было битье кнутом на дыбе; такова была и практика Тайной канцелярии. Здесь иногда даже «допрос с битьем кнутом на дыбе» и «розыск» понимались как синонимы. Почти во всех делах после изложения допросных пыточных речей колодников прибавлялась стереотипная фраза: «Дано ему (столько-то) ударов». Число ударов бывало обычно двузначно, но, кажется, никогда не превышало 60–70, чаще же всего колебалось в пределах около 15–30; иногда, впрочем, не достигало и 10.

Отдельные указания в делах дают основание полагать, что пытки иногда носили более изысканный характер: после битья кнутом иногда пускали в дело огонь, то есть жгли калеными щипцами или горящими вениками — «было им в тех розысках: Федоре — 32, Авдотье — 36 ударов, а потом они, бабы, и огнем жжены»; «было ему во оном розыску 60 ударов и после розыску жжен огнем, а с огня говорил»; «Петр Онучин пытан и жжен клещами». Никаких иных пыток в делах не встречается, что отнюдь не говорит о невозможности их существования.

Надо заметить, что при содержании колодников тоже руководствовались «розыскными» целями. О здоровье колодников, по-видимому, заботились: и доктор Севальт, и лекарь Волкерс были постоянными врачами, лечившими колодников Тайной канцелярии; когда Ушаков письмом жаловался Блументросту[105] на неаккуратность врачей, то Блументрост отвечал, что лекарь Волкерс «к больным арестантам, кои в крепости содержатся, определен», а при тяжелых случаях он обязан призвать доктора «господина Севальта и с его совету пользовать». Но все эти заботы об арестантах носили односторонний характер: при болезни одной важной колодницы призывали докторов, чтобы они ее лечили «с прилежанием неослабно», «понеже до нее касается важное царственное дело», то есть просто боялись, что она умрет и нельзя будет у нее выпытать всего, что необходимо было для окончания розыска; а когда колодники не были нужны, о них даже забывали до того, что они «умирали с голоду». После одного такого случая было велено давать по 4 деньги в день на человека. Если же колодник умирал от пыток, то это принималось как самая обычная вещь — о таких смертях обычно доносил караульный сержант, что такой-то арестант «в ночи умре без исповеди … и тело его зарыто в землю за Малою рекою Невою на Выборгской стороне». О побегах колодников из Тайной канцелярии нет ни одного указания, хотя, видимо, караул иногда за взятки допускал к колодникам посторонних лиц и передавал письма.

Наряду с допросами и «розыском» употреблялись также вспомогательные приемы для отыскания истины. Очень часто в инструкции сержантов, посылаемых за обвиняемыми, включался пункт о производстве обыска с опечатыванием подозрительных вещей для их препровождения в Тайную канцелярию; это опечатывание вещей, а иногда и помещения являлось обычным приемом. Если дело происходило в Петербурге, то обыски и опечатывание поручались подканцеляристу вместе с офицером, состоявшим при Тайной канцелярии. До нас дошел следующий документ: «По указу Его Императорского Величества отбывающему в канцелярии Тайных Дел на карауле Шлюшельбургского полку порутчику Якиму Ледицкому да подканцеляристу Семену Шурлову: прибыв Вам на Васильевский остров ген.-фельд. кав. св. кн. А.Д. Меншикова у бывшего крестового попа (что ныне рострига) Никиты Терентьева двор его на помянутом острову подле двора его светлости деревянной, собрав всякий багаж, что есть, в удобные места, запечатать и поставить караул, и о том в Канцелярии Тайных Дел репортовать. Секретарь Иван Топилской».

Когда же ни обыски, ни пытки, ни допросы не давали достаточно определенных данных, а между тем в это время кто-либо из преступников, обычно изнуренный «розыском», был недалек от смерти — в таком случае призывался священник, которому ставили задачу на предсмертной исповеди добиться у обвиняемого искреннего признания или точных, правильных показаний; практиковалось это не так уж и редко. При такой исповеди иногда присутствовал секретарь Тайной канцелярии.

Более успешному расследованию способствовали также вознаграждения, которые Тайная канцелярия почти всегда выдавала за «правый донос». Суммы вознаграждений колебались, но в большинстве случаев находились в пределах 5–30 рублей, смотря по важности доноса.

Такими мерами и средствами пользовалась Тайная канцелярия при расследовании поручаемых ей дел. Но, несмотря на жестокую решительность действий, отнюдь не всегда она достигала цели — раскрыть истинную картину преступления не всегда удавалось и такими средствами. Иногда оговоры до того запутывали дело, противоречия даваемых под пытками показаний доходили до таких размеров, что становилось невозможно разобрать, где и в чем истина. Чем тщательнее Тайная канцелярия расследовала иные дела, тем глубже заходила в лабиринт, из которого просто так уже было не выбраться. Хорошей иллюстрацией к этому служит «новгородское дело»; даже министрам оно представляется мудреным, а уж тут в пытках не стеснялись. Более или менее опытный преступник мог с успехом оговаривать и подводить под пытки всех, кого ему заблагорассудится. «Сомнением Вашим, Государь мой, — пишет Толстой Ушакову, — по Новгородскому делу я весьма согласуюсь; и что распопа Игнатий при смерти скажет, на том можно утвердиться и по тому его последнему допросу и бабам указ учинить, чего будут достойны». Так был найден выход — несколько искусственный — из тех «сомнений», в которых запутались даже опытные в деле розыска министры.

У Тайной канцелярии были довольно значительные денежно-имущественные хозяйственные дела по конфискуемым имуществам и проч. Производство по такого рода делам было выделено и велось особыми канцеляристами, назначенными «у приходу и расходу» и обязанными вести всевозможные по установленным формам записи. Имеющиеся у нее деньги Тайная канцелярия, во-первых, давала в долг (беспроцентный) другим государственным учреждениям (коллегиям и проч.), а во-вторых, раздавала под проценты частным лицам, в большинстве случаев — гвардии офицерам. Учреждения, очевидно, не всегда аккуратно платили свои долги. Гвардии офицерам деньги раздавались в размерах, впрочем, сравнительно небольших: по 100, 200, 500 рублей, причем бралось обычно 12 процентов годовых. По всему видно, что эти операции не были для Тайной канцелярии случайными.

II

Мы уже имели случай говорить об указах императора, об их роли и значении в делах Тайной канцелярии. Какова бы ни была их форма, они всегда находили себе место в «Книге именных указов». От 1718 года до нас дошла такая книга в хорошем кожаном переплете; в нее подшиты все подлинные указы Петра. Однако в дальнейшем такой порядок, видимо, был признан неудобным; подлинные указы стали присовокупляться к делу, и заведена была особая книга, куда вносились в копиях все указы обычно за скрепой Ушакова и секретаря Топильского. Так образовалась одна из важнейших делопроизводственных форм Тайной канцелярии. Каждый год составлялась одна такая книга с копиями указов, тщательно переплетаемая и хранимая; можно предполагать, что копии вносились в эту книгу собственноручно секретарем, то есть вторым лицом Тайной канцелярии после министров.