Книга Рядом со Сталиным. На службе у вождя - Николай Власик

— Как вы думаете, Артем Федорович, чувствовали ли Светлана и Василий свою избранность, значимость?

— Нет. Светлана была очень скромной девочкой и старалась оградиться от своей элитарности, она этого не любила. Если говорить о Василии, то, надо прямо сказать, что его жизнь — это трагедия от начала до конца. И именно потому, что его отец был первым лицом государства. Сам по себе Василий был одаренным во многих отношениях мальчиком. Был он властолюбив, но материально абсолютно бескорыстен. Мог все отдать, что у него было, и «за други своя» готов был «живот положить». Будучи школьником, он много дрался, но никогда не дрался с теми, кто был слабее или меньше его, часто дрался со старшими после какого-нибудь спора или обиды, нанесенной слабому. Он был «слабозащитником». Ему часто доставалось, его колотили крепко. Он никогда не жаловался и, уверен, считал позором пожаловаться, что ему досталось. Прекрасно играл в футбол, и когда играли старшие, то брали его в команду. И не за фамилию, а за ноги. Еще мальчишкой великолепно играл в бильярд.

Был очень хорошим рукоделом, любил труд. У меня до сих пор сохранились его рисунки на плоских морских камушках. Сохранился мастерски изготовленный блокнот в переплете: и с рисунком, и с портретиком вставленным. А ведь Василию было всего 10 лет, когда он его делал. Любил животных. У него то кролик был, то уж, хомяк, рыбки, белые мышки.

Но о нем писали массу гадостей, не соответствующих действительности. Гадость эта заказная. В свое время в «Огоньке» некая Уварова написала статью о Василии. Это была отвратительная ложь. Эта Уварова представляется учителем немецкого языка Василия (хотя вообще не работала в этой школе) и пишет, как Василий на уроках издевался над ней и над другими учениками. Сводит его в один класс с Тимуром Фрунзе (а учились они в разных классах: в 8-м и 9-м), противопоставляя хорошего Тимура плохому Василию. Пишет, как Василий весь в импортном ходил. Да если бы у него пуговица была иностранная, его бы отец в окно выкинул. В доме не терпелось ничего иностранного. Я насчитал в той статье 27 абзацев лжи и гадостей.

Ребята, учившиеся с Василием в классе, были страшно возмущены этим, советовались со мной: мы напишем Коротичу, что там все неправда. Но я им сказал, что Коротич, будучи редактором, сознательно допустил эту ложь, а возможно, и заказал статью. Поскольку опровержение одноклассников нигде не брали, они решили подать в суд. Заводилой был Вася Алешин. Но в суде сказали: «А у вас заверенная доверенность от пострадавшего есть? Ах, он умер 30 лет назад?! Тем более, заявление мы у вас не возьмем». Решили ребята сами пойти к этой Уваровой, но побоялись, что не сдержатся и попросту ее обматерят. Поэтому послали к этой даме военрука школы, который и до войны, и после войны работал там. Придя к Уваровой, он сказал:

— Что же вы пишете, что были учительницей?! Вы же не работали у нас!

— А я туда заходила, может быть!

— Но ведь в статье нет ни слова правды!

— Ничего, я еще книгу выпущу.

— Как книгу?! Снова будет клевета!

— Ну и что? Теперь на это клюнут.

И действительно, она выпустила не менее гнусную книжонку…

* * *

«Завтра»: — Как относились к Василию учителя? Не боялись ли ставить плохие оценки?

А.С.: — Может быть, округляли оценки в большую сторону. Но когда учитель истории Мартышев поставил Василию «2», а директор потребовал исправить оценку, учитель отказался это сделать. Был конфликт. И Мартышев написал Сталину. Получил от Иосифа Виссарионовича ответ с осуждением Василия, извинениями и благодарностью за объективность и принципиальность, и уже у директора школы были проблемы. А Василию все зимние каникулы (это были 1937–1938 гг.) пришлось учить историю и пересдавать. Сам Василий не обижался на учителя, часто говорил: «Честный человек, не побоялся». Сам был смелым и ценил это качество в других.

Говорят, что он пил. Да, пил. Но не каждый человек делает это из-за своих дурных качеств. Как-то сидели с ним, выпили. Он еще наливает. Я его останавливаю, а он говорит мне: «А что мне? У меня только два выхода: пуля или стакан. Ведь я жив, пока отец мой жив. А отец глаза закроет, меня Берия на другой же день на части порвет, и Хрущев с Маленковым ему помогут. Такого свидетеля они терпеть не будут. Знаешь ли ты, каково жить под топором? Вот я и ухожу от этих мыслей». И верно. Отец умер в марте, а в апреле Василий был арестован. Поначалу его поместили в госпиталь, к нему можно было пройти, а он не мог выйти. Потом его судили по двум статьям: «Измена Родине» (отзывался плохо о Берия и Хрущеве — вот и вся измена) и «Злоупотребление служебным положением». Злоупотребление состояло в том, что из ангаров на центральном московском аэродроме сделал манеж и конюшню, создал спортивную команду конников, которая затем, уже после его смерти, стала союзной командой, выступавшей на Олимпиаде. Строил летний каток и бассейн. У нас в стране не было 50-метрового олимпийского бассейна. Василий начал его строить. Вот вам и злоупотребления.

— Какие были у Василия награды?

— Надо сказать, что работали люди не лучше его, а наград имели больше. Сам он говорил: «Знаешь, если меня наградят, то это будет награда не только мне, но и отцу. А на подарок, и отец это понимает, должен быть отдарок. И в отцовском положении отдарок должен быть куда выше. Так что пока все мои ребята не будут награждены, мне ждать наград нечего».

Было у него два ордена Красного Знамени. Причем один из этих орденов был бесфамильным. Увидел его в воздухе командующий армией. Это было в 1941 г. в Мценске. На аэродром Мценска налетели бомбардировщики. Василий туда полетел, но не был заряжен. И на незаряженном самолете он вытолкнул этих бомбардировщиков лбом и отогнал. Командующий армией сказал: «Вот этого летчика я награждаю орденом Красного Знамени». Когда приземлился, выяснилось, как фамилия летчика. Был у него орден Александра Невского, два польских ордена.

Человеком он был честным, храбрым, преданным, абсолютно бескорыстным. Прожил трагическую жизнь, и похоронили его не по-людски. Причина смерти неизвестна. Ведь вскрытия не было. А когда не делают вскрытия? Когда хотят концы в воду. Посмотреть на него ни жене, ни дочери не дали. Дочь говорила, что на теле заметила какие-то следы. А жена хотела китель поправить, так ее отогнали. И быстренько похоронили в Казани. Честно было бы его перезахоронить к матери, бабушке и дедушке, дядьям на Новодевичьем. Будем надеяться, что когда-нибудь так и будет.

Яков

«Завтра»: — А старший сын Сталина, Яков, жил в семье отца?

А.С.: — В 1921 году в возрасте 14 лет Яша приехал из Грузии в Москву. Образование у него было слабенькое, язык он знал плохо. Он жил в доме у Сталина. Комнаты отдельной там у него не было. Шел коридор зигзагом: здесь окно, здесь окно, здесь дверь, стоял черный диван с высокой спинкой, отгороженный простыней в качестве занавески. Это был Яшин диван — его место. Если ему надо было заниматься — здесь же стоял стол. Эта же комната в какой-то мере служила столовой. Но обычно ели по комнатам. Общего обеда, как правило, не было, если не специальное застолье. Обычно разносили тарелки, ставили, после уносили.