Книга Разъяренный повар. Как псевдонаука не дает нам нормально поесть - Энтони Уорнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один из моих любимых отрывков у Адамса:
«Вот „верное лечение“, в двух словах. Не „лекарство“, а вера, возникшая благодаря рекламе и подпитываемая „лекарством“, делает свое дело, ну или так только кажется. Если наркоманка может убедить своего дилера, что она в порядке, значит, она в порядке, но только для его целей. В случае с болезнями, которые обычно проходят сами собой, весь вред от „верного лечения“ сводится к тому, что дурак расстается со своими деньгами».
Но Адамс говорит и об опасностях, с которыми сталкиваются те, кто ищет патентованные лекарства от серьезных болезней:
«Самые дьявольские создания – те, кто разрушают надежду, которая из последних сил борется за существование».
Адамс – настоящий герой битвы с шарлатанами, но, к сожалению, хотя патентованные лекарства эдвардианской эпохи остались в далеком прошлом, многие практики, о которых он рассказывал в «Великом американском мошенничестве», до сих пор актуальны. Регулирующие меры могут сковывать псведонауку и шарлатанство, но те всегда найдут лазейку, трещину в почве, на которой расцветут, если не вырвать их с корнем.
Уроки истории
Если мы оглянемся на несколько веков назад, то увидим, как развивались многие придури и глупости, которые все еще существуют. Мы увидим заверения во всеобъемлющих целительных способностях, романтизацию прошлого, убогую классификацию, которая делит еду на плохую и хорошую, символы статуса и наделение диеты медицинскими полномочиями. Несмотря на огромный научный прогресс, мало что изменилось, и мы мало чему научились.
Меры регулирования привели к тому, что порой те, кто раньше втюхивал народу «Эликсир Даффи» или «Настойку Грэхема», теперь продают детокс и диеты, которые якобы могут изменить жизнь. Реформаторы раньше пропихивали свою мораль, призывая есть цельнозерновые, а теперь призывают от цельнозерновых отказаться. От брендов, которые раньше были символом безопасности и чистоты, теперь отказываются, поскольку олицетворением всего самого чистого стали маленькие предприятия. Шарлатаны по-прежнему стремятся к обману, и до тех пор, пока они будут продолжать в том же духе, с ними будут бороться такие, как Адамс.
Гений ученого Коломбо
Однажды мы все непременно умрем (очередная милая, согревающая сердце глава). Самое большее, на что мы можем надеяться, – это провести наши последние часы в покое и с достоинством. Надеюсь, что когда мое время придет, ледяная рука смерти протянется ко мне не после долгих дней беспрерывной боли в животе, рвоты, вонючего поноса, галлюцинаций и судорог. В 1849 году именно такая судьба постигла 15 тысяч лондонцев во время очередной и самой ужасной вспышки холеры.
Холера отравляла Лондон – новоявленный мегаполис. Несмотря на огромные промышленные и технологические достижения того времени, средств борьбы с ней было ничтожно мало. Что еще хуже, никто не знал наверняка ее причины и способы предотвратить жуткие эпидемии в будущем. Ущерб людям и экономике был нанесен колоссальный, и когда вспышки болезни участились, урбанизация Лондона оказалась под угрозой. Но то, что произошло там после холерной вспышки 1849 года, наверно, можно назвать одним из величайших проявлений силы Ученого Коломбо, направленной на благо человечества. Действия условного Коломбо, или, правильнее сказать, действия двух ученых мужей, попавших под его влияние, привели к успешной борьбе и практически полной ликвидации эпидемий холеры в развитом мире.
Доспориться до правды
Уильям Фарр считается одним из основателей медицинской статистики и одним из величайших математических умов своего времени. В 1849 году он полностью поверил в выводы, к которым пришли ученые относительно холеры, а выводы эти заключались в том, что она передается через грязный лондонский воздух. В то время город буквально пропитался ужасающим зловонием, особенно сильным в летнее время. Санитарные условия были отчаянно плохими, горы отходов создавали невыносимый запах, порой настолько едкий, что он жег глаза.
Наверно, не было другого варианта, кроме как объяснить жуткую болезнь (самое страшное, с чем мог столкнуться горожанин) зловонием (самым неприятным проявлением повседневной городской жизни). И болезнь, и вонь ассоциировались с грязью, мерзостью и нищетой. Болезнь и вонь появлялись вместе. Запах был сильнейшим, настигал повсюду, его невозможно было избежать – эдакий огромный заяц, сидящий возле кучи отвратных ядовитых яиц, олицетворяющих болезнь.
Важно помнить, что в то время все еще не было микробной теории возникновения болезни, так что в основном работа Фарра сводилась к сбору и интерпретации разных данных. Он дотошно собирал информацию о распространении, преобладании холеры в разных районах, о том, как она разрасталась, как влияла на разные группы населения. Он был скрупулезен и великолепен. Во многих смыслах Фарр создал почву для развития медицинской статистики – научной области, которая будет менять наше понимание болезней и спасет многие миллионы жизней.
Фарр проанализировал беспрецедентный объем данных, просчитал сотни разных переменных. После вспышки холеры 1849 года он выпустил доклад, в котором показал сильную корреляцию между высотой над уровнем моря и вероятностью заражения холерой. Казалось, это подтверждает распространенную теорию о том, что болезнь передается через грязный воздух. Красивое и новаторское исследование, будь оно посвящено другому вопросу, оно дало бы людям долгожданное подтверждение их догадок. Но это мир науки, а там всегда появляется…
Ученый Коломбо: И еще одна вещь, которая меня мучает, мистер Фарр.
Уильям Фарр: Что, Ученый Коломбо?
Ученый Коломбо: Да вот этот другой парень, Джоном Сноу его зовут. У него вроде тоже есть кое-какие данные, но они указывают на водные ресурсы, не на высоту над уровнем моря. Не понимаю, в чем тут дело.
Уильям Фарр: Но у меня данных больше. А Сноу тут ни пришей ни пристегни. Ему вообще никто не верит.
Ученый Коломбо: Может быть. Но я просто не могу выкинуть это из головы.
Еще один специалист по статистике, Джон Сноу, не поверил в теорию грязного воздуха и показал сильную статистическую связь между вспышкой холеры 1849 года и водными ресурсами. Он заявил, что какой-то патоген загрязнял воду, а потом размножался в кишечнике у людей, провоцируя болезнь. В то время предположение Сноу многие отвергали, предпочитая более очевидную теорию грязного воздуха. Но наука работает по своим принципам, и идею Сноу все-таки не торопились окончательно сбросить со счетов. Уильям Фарр, которого многие считали авторитетом в своей области, оказался достаточно мудрым, чтобы допустить вероятность собственной ошибки.
После новой холерной вспышки в 1853 году Сноу предложил более явные доказательства того, что вода из двух разных источников показывает сильную корреляцию с болезнью. Тогда Фарр вместе со всем научным сообществом стал допускать, что загрязненная вода может быть одной из причин эпидемии. В 1866 году, уже после смерти Сноу и после многочисленных исследований, подтвердивших его правоту, Фарр согласился с тем, что водоснабжение, а не вонь, витавшая в воздухе, было причиной распространения холеры. Научный труд подтолкнул к началу канализационных работ, к очистке воды, и вот уже меньше чем через 50 лет холерные вспышки в развитых странах практически прекратились. Понимание причин болезни спасло бесчисленное количество жизней, сделало возможной безопасную урбанизацию по всему миру. Холера до сих пор остается распространенной болезнью и уносит ежегодно по несколько тысяч жизней. Но теперь мы по крайней мере знаем, откуда она берется. Если там, где возникает вспышка, есть ресурсы, можно смягчить последствия эпидемии.