Книга Спецслужбы Белого движения. 1918-1922. Разведка - Николай Кирмель

Истории известны многие факты негативного отношения к представителям ОКЖ и со стороны армейских чинов. Так, глава одного благополучного семейства в генеральских погонах противился выдаче замуж дочери за жандармского офицера. Некоторым господам армейским офицерам портил настроение сам факт присутствия жандармов в «благородном обществе», чей социальный облик виделся им несовместимым с людьми из «порядочной компании». По свидетельству подполковника царской армии и Маршала Советского Союза Б.М. Шапошникова, когда армейский офицер переходил на службу в отдельный корпус жандармов, «товарищеских проводов часть не устраивала, а затем с ним вообще прекращались всякие отношения».

Причина негативного отношения армейцев к жандармам отчасти кроется в подконтрольности и, как следствие, зависимости вооруженных сил от органов безопасности.

Армия доказала свою верность Отечеству, чего нельзя сказать о ее лояльности к власти. На протяжении столетия (1725—1825) гвардия являлась активной участницей «дворцовых переворотов», свергая с престола одних самодержцев и возводя на трон других. После того как офицеры-декабристы совершили неудачную попытку военного переворота, угрожавшего уже самому институту монархии, над армией был установлен политический контроль силами органов безопасности. Такая мера оказалась не лишней. В начале 1880-х годов правоохранительными органами была ликвидирована военно-революционная организация «Народная воля», членами которой состояло свыше 400 офицеров армии и флота. По мнению историков А. Колпакиди и А. Севера, если бы военно-революционная организация существовала независимо от «Народной воли», то Третьему отделению потребовалось бы приложить большие усилия для ее вскрытия, т.к. «встретило бы серьезное сопротивление со стороны офицерского корпуса. Недолюбливали… жандармов в Вооруженных силах Российской империи». С исследователями в этом вопросе следует согласиться: тесные товарищеские отношения внутри офицерских коллективов были серьезным препятствием для проникновения в их среду жандармов, чей социальный облик виделся ими несовместимым с людьми из «порядочной компании».

В период революции 1905—1907 годов правительству удалось подавить революционное движение силами армии благодаря лояльности к власти офицерского корпуса. Однако участие воинских частей в полицейских акциях, осуществление политического контроля над военнослужащими вызвало негативное отношение со стороны армейского генералитета и офицерства к сотрудникам «охранки» и ОКЖ.

«После японской войны и первой революции, невзирая на выяснившуюся лояльность офицерского корпуса, он был, тем не менее, взят под особый надзор сыскных органов, и командирам полков периодически присылались весьма секретные “черные списки” “неблагонадежных” офицеров, для которых закрывалась дорога к повышению, — писал генерал А.И. Деникин. — Трагизм этих списков заключался в том, что оспаривать обвинение было почти безнадежно, а производить свое негласное расследование не разрешалось». Будучи перед войной командиром Ар-хангелогородского полка, ему «лично пришлось вести длительную борьбу со штабом Киевского округа по поводу назначения двух отличных офицеров — командиром роты и начальником пулеметной команды. Явная несправедливость их обхода подорвала бы их военную карьеру и веру в себя, да и лета бы тяжелым бременем на мою совесть, а объяснить неудостоенным, в чем дело, — нельзя было. С большим трудом удалось отстоять этих офицеров.

Через два года оба они пали смертью храбрых в боях Первой мировой войны».

У жандармов была иная точка зрения на проблему. Они не без оснований считали, что военные тоже были не без греха. Ценные на этот счет наблюдения оставил жандармский офицер П.П. Заварзин, рассказав читателям, почему большинство командиров всех рангов индифферентно реагировали на раскрываемые органами безопасности факты неблагополучия в частях, революционной пропаганды, тайных организаций с участием военных. «Психология же некоторых генералов того времени была несложна и у большинства из них совершенно одинакова: “Никакой политики нет и не должно быть, а если на нее указывают шпионы и жандармы, то они врут или сами вносят разврат в солдатскую среду”». Таким образом, командование пыталось препятствовать выносу сора из избы. «Если же дело явно выходило наружу, то командир части считался не соответствующим своему назначению», — заключает П.П. Заварзин. С жандармом согласился и армейский генерал А.С. Лукомский: «В нашей армии с незапамятных времен вплоть до катастрофической революции 1917 года неправильное понимание “чести полка”, “чести мундира заставляло культивировать принцип не сметь выносить сор из избы».

Грамотные, образованные представители двух силовых структур смотрели на проблему межведомственных взаимоотношений по-разному и даже не пытались понять друг друга, по-своему отстаивая «честь мундира». Две системы, предназначенные для обеспечения внешней и внутренней безопасности государства, подчас не имели общего языка. В этом, на наш взгляд, заключается глубинная драма царского режима, которая в итоге способствовала его поражению.

Генералитету и офицерству трудно было понять, что армия, проявлявшая свои лучшие качества в открытой войне с внешним врагом, оставалась совершенно беззащитной перед различными антигосударственными разрушительными элементами, которые действовали против нее тайными методами. Обезопасить армию могла только структура, обладавшая специфическим методами противодействия враждебным силам, в данном случае таковой являлись Отдельный корпус жандармов и Департамент полиции. Однако применяемые ими агентурные методы оказались неприемлемыми для менталитета армейского генералитета и офицерства, не понимавших сущности органов безопасности и, в частности, — сути оперативно-розыскной деятельности. Ситуацию усугубляла также грубая, скверная работа отдельных чинов губернских жандармских управлений, заложившая в генетическую память военных только горькую досаду и разочарование от их действий, желание всячески им противодействовать.

«Мне известны были случаи ухода из полков прекраснейших офицеров, вследствие совершенно недостоверных сообщений Министерства внутренних дел войсковому начальнику о подозрении в принадлежности их к враждебным правительству партиям, — писал генерал В.А. Сухомлинов, командовавший в то время войсками Киевского военного округа. — Хотя подобные сведения сообщались секретно, но, тем не менее, они делались известными в офицерском кругу. В результате, при полнейшей неосновательности подозрений, ни в чем не повинные офицеры покидали полки». Далее В.А. Сухомлинов писал, что парализовать вредное влияние жандармов он не имел возможности, для чего, по его мнению, «требовалась большая реформа всего государственного аппарата, чтобы появилась возможность вовсе отказаться от корпуса жандармов. При этом затрагивалось так много интересов правительственного надзора, что я не видел выхода проведения реформы хотя бы частично и вынужден был работать совместно с этим несовершенным инструментом».

Понятно, что «новаторские» суждения В.А. Сухомлинова отказаться от ОКЖ можно не принимать всерьез. Однако следует согласиться с тем, что Отдельный корпус жандармов являлся «несовершенным инструментом», чего не хотели признавать жандармы. Вместо того чтобы его совершенствовать, либерально мыслящий товарищ министра внутренних дел генерал-майор В.Ф. Джунковский помог военным «не выносить сор из избы» — 13 марта 1913 года запретил внутреннюю агентуру в воинских частях. К чему это привело, красноречиво свидетельствует революционный 1917 год.