Книга Закон отражения - Анна Клименко

– Шениор, просыпайся. Пора идти.

Он с трудом разлепил глаза и увидел над собой улыбающееся лицо Миртс. Весело стукнулись друг о дружку костяные бусины в ее многочисленных косичках. За ее спиной маячил чеканный профиль Полуночного Волка.

– Ты вчера так быстро уснул, что ужина не дождался, – мягко продолжила девушка, – перекуси, и нам следует двигаться дальше.

Шениор резко сел на земле, потер ладонями лицо, а затем и поднялся на ноги. Сон освежил и придал бодрости, да еще и Полуночный Волк – не изменяя себе, в полном молчании вручил ему гладкий лист кэнто с куском жареного мяса и лепешку. Хлопнул по плечу и, так и не сказав ни слова, отошел – Шениор едва успел пробормотать слова благодарности.

– Ешь, ешь, – усмехнулась Миртс, – жабоглота, конечно, с кроликом не сравнить, но он вполне съедобен.

И тут же добавила:

– Ты всю ночь звал какую-то Миральду. Это, случаем, не та женщина, что тебя выхаживала?

Шениор кивнул. И вспомнил… Да, сперва было странное тепло. Даже во сне он догадался, что это – Поющее озеро подает ему знак. Но потом… Тепло и покой схлынули, и пришел кошмар, в котором он пытался помочь Миральде, но не мог.

…Женщина неторопливо разделась и вошла в ручей, вздрагивая и ежась от прикосновений ледяной воды. Было раннее утро; воздух звенел от птичьих трелей. Солнце только-только взошло, косо кидая на воду снопы лучей, искрящиеся тысячью золотистых бликов. Легкий ветер гулял в кронах деревьев, игриво трогая длинные, до пояса, серебристые локоны Миральды. Она огляделась по сторонам и, не видя поблизости ничего, что представляло бы собой опасность, погрузилась в воду по самую шею и начала мыть волосы.

Она была занята, и потому не увидела, что неподалеку, сквозь плетение ветвей, на нее с ненавистью взирают черные глаза дэйлор.

Она пребывала далеко от мира сего, говоря с кем-то невидимым, но дорогим. Глаза цвета мха покраснели и наполнились слезами. Губы дрожали.

А сквозь зеленую мозаику листвы на нее пялился каленый наконечник стрелы.

Шениор крикнул – но его не услышали. Так всегда бывает в кошмарах – ты из кожи вон лезешь, пытаешься спасти себя – или других. Но все без толку.

Свист стрелы.

Ключевая вода окрашивается кровью, и красные узоры смешиваются с золотистыми искрами солнечных бликов.

– Ей грозит опасность, – пробормотал Шениор, – я не хочу, чтобы с ней что-то случилось… Но ничего не могу поделать.

Миртс понимающе потрепала его по плечу.

– Не думай о плохом.

Дэйлор поймал на себе взгляд Полуночного волка – задумчивый и настороженный. Но воин так ничего и не сказал.

* * *

Ближе к полудню они наткнулись на человеческое жилье. Это была маленькая хижина, с плетеными стенами и дверью.

Миртс покачала головой.

– Что за чушь. Это ведь не ночница – костей нет. И не упырь. И, уж конечно же, не зеркальник. Но что человек может делать так далеко в лесу?

Тут подал голос Полуночный волк.

– Это ведьма, Лунный Цветок.

Шениор вздрогнул.

В душе зашевелилось червячком предчувствие. Но это был не голос Дэйлорона, нет…

Они подошли чуть ближе – теперь до убогого строения оставалось не больше десяти шагов.

– Да, ведьма, – в голосе Ночного Волка прибавилось уверенности, – доводилось мне переведаться с такими. Смотрите – над входом – волчья челюсть и головы лягушек, компоненты защиты.

– Зачем это ей? – Шениор, не отрываясь, смотрел на хижину.

– Ты что, забыл? – Миртс хихикнула, – люди могут творить волшбу, только имея под рукой компоненты Силы. Та Сила, что бушует в мире, им не доступна.

И, выразительно поглядев на воина, спросила:

– Ну что, подойдем еще ближе?

…Несомненно, хижина была обитаема, и хозяйка отлучилась по каким-то ведьминым делам. Шениор увидел в углу ложе из можжевеловых веток, застеленное мешковиной, расставленные вдоль стены глиняные горшочки с крышками – кривые и пузатые, скорее всего, ведьма лепила их сама, и получалось у нее из рук вон плохо. Под потолком были развешаны целые гирлянды из пучков сухих трав, птичьих перьев, лягушачьих лапок; они смешивались с гирляндами сушеных грибов и кистей дикого винограда. Пахло чем-то сладким, но неприятно, приторно.

Полуночный волк хмыкнул, заглянул в некоторые горшочки, поморщился.

– Ну и ну.

– Что? – Миртс удивленно приподняла брови. Воин поморщился.

– Она насобирала ингредиентов для весьма мощных заклятий. Я бы сказал, для смерть-несущих заклятий. Либо она кого-то очень боится и готовится обороняться, либо… Либо это черная ведьма, объявившая войну не народу Зла, но своему племени.

– Тебе известна людская магия? – не выдержал Шениор. И заслужил презрительный взгляд воина.

– Я сталкивался с этим.

Полуночный Волк еще раз оглядел убранство хижины.

– Ну что, идем дальше – или дождемся ее?

– Идем, – Миртс пожала плечами, – зачем она нам? Оставим людские дела для людей.

Шениор покидал жилище ведьмы последним. Предчувствие не унималось, заманчиво щекоча в груди, заставляя сердце колотиться, как после быстрого бега.

«Прекрати. Глупец, с чего ты вообразил, что это – та самая женщина? Ты ведь не помнишь толком, чем она занималась. Была ли она ведьмой?»

И тут же подумал о сне, виденном в королевской темнице. Женщина, идущая по дороге, странные бусы, мешочки на поясе…

– Шениор! – шикнула Миртс, – пойдем. Не стоит здесь…

Вероятно, она хотела сказать «задерживаться» – но не успела.

– Ложись! – крик Полуночного Волка.

Взяла свое выучка куницы. Не раздумывая, Шениор резко бросил свое тело вниз, на землю; сверху что-то хлопнуло, пыхнуло жаром – но не сильно, даже не обожгло.

Миртс, как кошка, отскочила в сторону, выхватила стрелу. Шениор повернул голову – и обомлел: на краю полянки стояла ведьма.

Все-таки вернулась до того, как они исчезли.

Свистнула пущенная Миртс стрела, но, не долетев двух шагов до женщины, ткнулась в невидимую преграду и беспомощно упала в траву.

Полуночный Волк тихо выругался.

А Шениор… Смотрел – и не мог шевельнуться.

Молодое, бледное лицо, седые волосы и глаза – теплого зеленого цвета, исполненные печали и непонятной тоски. Он видел ее не раз, эту ведьму, сперва – когда был серой, беспомощной личинкой, потом – в странных и страшных снах, будоражащих сознание. И не могло быть ошибки – на краю поляны стояла Миральда. А рядом валялся отброшенный ею мешок, набитый травами.