Книга Выжить с волками - Миша Дефонсека

Канадец, Сигюи и Горилла «охотились». Но перед тем как уйти, они обязательно договаривались:

— Я видел куртки и шапки.

— Я видел лавку, где можно достать сыр…

Сначала они крали то, что было легко стащить. Потом сосредотачивались на необходимом. У них была своя техника. Один из них шел и спрашивал что-нибудь у торговца. Пока тот объяснял ему, остальные таскали его товар. В сложных случаях они использовали запасной план (например, если улица слишком широкая, а народу мало, чтобы затеряться в толпе). У каждого была своя роль. Потом они приносили все, что удалось украсть, и делили. Нам нужны были куртки и одеяла. Их трудно было добыть. Мне доставались сыр, яблоки, хлеб, иногда маргарин, жир, который мне очень нравился, и сало. Несколько раз мне приносили куртки, то слишком короткие, то слишком длинные. У меня появилась шаль. С обувью было сложнее. Долгое время я ходила в резиновых калошах, они были почти моего размера и закрывали лодыжку. Наверное, той зимой я впервые надела носки. Я не любила носки, но галоши были недостаточно теплыми, а носки было легко украсть. Их хватало на всех. Часто я спала, пока ребята занимались делом. Я была так счастлива оттого, что больше не надо было никуда бежать и я наконец-то могу поесть вдоволь. Я всегда была голодна, этот голод остался со мной на всю жизнь.

Больше всего я общалась с Бараном. Мы держались за руки. Он редко говорил. А мой язык был слишком беден, я общалась при помощи выражений, характерных для маленьких детей, и мне часто не хватало слов. А значения многих я вообще не знала. Я совсем не изменилась с тех пор, как мне было семь лет. Мне казалось, что я могу разговаривать нормально, но кто-то закрыл на замок все слова в моей голове, и у них не получается выбраться оттуда. Я хотела, я знала, что хочу сказать, но не знала как. Иначе говоря, слова не шли. А молчание Барана очень помогало мне, потому что с ним я могла хотя бы попробовать говорить, и никто надо мной не смеялся.

Когда я снова пошла в школу, у меня были огромные проблемы: я совсем утратила контакт с обществом, вообще не умела выражать свои мысли, не говоря уже о «нормальном» поведении. Было столько всего, что я хотела сказать — и не могла.

Я хотела бы рассказать Барану: «Ты знаешь, я тоже страдала. Я прошла столько километров — и не смогла найти родителей. Нужно продолжать жить, мы будем поддерживать друг друга, мы же вместе, нельзя падать духом, нужно двигаться вперед».

Я хотела бы рассказать хотя бы что-то о своем детстве — и утешить нас обоих. Я не знала, кто еще из банды был евреем. Для нас это было неважно, потому что мы жили вне мира, отдельно от остальных — как я жила с волками под защитой леса. Одни ходили на охоту, добыча делилась на всех — и все шло хорошо. Я ни о чем не спрашивала Барана, он выглядел очень больным, сильно кашлял, а мы никак не могли ему помочь.

У него часто была температура. Канадец накрывал его одеялом. Марго ходила на ферму за молоком с медом, чтобы Барану стало легче. Но это жалкое лекарство практически не помогало. Думаю, у Барана был туберкулез.

Канадец не хотел, чтобы он ходил «на охоту» с остальными; как и девочек, его не включали в план атаки. Иногда я была довольна таким положением вещей, а порой оно меня очень возмущало. Я чувствовала, что физически, готова совершать подвиги, но планы «охоты» разрабатывала не я, тогда как мои наблюдательские способности и чувство стратегии могли бы помочь всей банде. Но я была маленькой, поэтому мне доверяли только мелкое воровство. Я молча злилась, часто хотела им что-то посоветовать — но не могла выразить словами свои мысли. Поэтому я каждый раз крала одно и то же: еду, банки с топленым салом; порой я сама не знала, что беру, таскала все, что попадалась под руку, — кому-нибудь да пригодится. В первый раз я засунула палец в банку с салом, чтобы попробовать. Я привыкла есть одна. Остальные объяснили мне правила совместного обитания: добычей надо делиться.

Сигюи был самым красивым парнем в банде, он ухаживал за Дениз. Они танцевали под звуки старого фонографа, отремонтированного вручную и ужасно скрипевшего. Я видела, как они целуются. Мне это казалось странным. Я пока не чувствовала себя девочкой, я стала ею гораздо позже. Мое тело приспособилось к тем условиям, в которых я жила. Оно было грубым, израненным и мальчишеским. Я знала, что совсем не красивая, особенно в сравнении с остальными. У меня почти не было груди, я была худой и пока не понимала сути отношений между мальчиками и девочками. Поэтому мне казалось странным, что они целуются. Незнакомая игра.

Мне было хорошо с этими ребятами, но они были людьми, поэтому я всегда держалась немного особняком. То, что не раз выручало меня в годы скитаний, должно было помочь и теперь — животный инстинкт выживания. Я любила сравнивать ножи. Каждый раз, когда мне удавалось добыть какой-нибудь, я радовалась. Я не представляла себе, как можно жить без ножей, не кусаться, не скрести кожу, будто это неудобный панцирь.

Как-то раз Феликс Горилла набросился на меня. Я знала, что ему нужно, и быстро показала, что он не на ту напал. Все, что он получил, — с десяток сильных ударов. Он швырнул меня на землю, чтобы добиться своего, и стащил с меня штаны. Он был очень сильным, но я тоже. Думаю, если бы я не отбивалась, он бы меня изнасиловал. Я колотила его, кусала, царапала, у него лилась кровь из носа! Он не ожидал такого яростного сопротивления от худенькой девчонки.

После этого меня всю трясло, не знаю, от страха, от воспоминаний или в возбуждении после схватки, но я забилась в угол, чтобы прийти в себя. С тех пор, как только Горилла подходил ко мне ближе чем на метр, я напрягалась и инстинктивно отступала. Сигюи заметил это, все понял и разрешил проблему, как дипломат:

— Оставь малышку в покое, поищи себе кого-нибудь другого. Мы банда. Мне не нужны проблемы с девочкой.

Марго хотела обустроить свой угол и, чтобы там было красиво, принесла прямое растение с несколькими листочками на верхушке, а Дениз смеялась над ним, потому что считала нелепым. Она также подшучивала над планами Марго устроиться у крестьянина. Каждый раз, когда девушка уходила к нему, а грудь ее выглядывала из выреза кофточки, Дениз ухмылялась вместе с остальными:

— Когда же ты выйдешь замуж?

— Смейтесь, смейтесь, только вас он тоже кормит!

Все об этом знали. Крестьянин облегчал жизнь обитателей «дома пауков».

В конечном счете нам очень хорошо жилось. Иногда мы сидели на террасе и грелись на солнышке; оттуда открывался такой потрясающий вид на парк, что нам позавидовали бы даже миллиардеры! Но мне больше нравилось играть в «ножичек» с мальчишками. Мы целились в деревья на площадке, я кидала довольно сильно. Однажды я имела глупость показать им острие штыка, чей треугольный конец наносил незаживающие раны. Его было гораздо труднее бросать. Все так увлеклись игрой, что не заметили, как подошел полицейский. Обычно они не обращали на нас внимания, ведь мы просто играли, но как только полицейский увидел русский штык, то сразу заинтересовался. Я не хотела говорить, что он принадлежит мне, слишком боялась, что меня заберут в тюрьму. Канадец, самый старший из нас, тут же сказал: «Он мой».