Книга Трепет намерения - Энтони Берджесс

— GdyeDoctorRopyr ? — спросил у него Хильер.

— Kto ?

— Anglichanin .

Официант с улыбочкой кивнул в дальний конец зала. Там виднелась стеклянная дверь, которая, по-видимому, вела в сад.

— Blyuyot ,—весело уточнил официант. Что ж, похоже на Роупера. Хильер направился к двери.

В гирлянде, натянутой между кипарисами, многие лампочки не горели. Могли бы и получше подготовиться к научному симпозиуму. Но и на том спасибо, иначе было бы совсем темно, луна ведь еще не взошла. Хильер стал шептать по сторонам: «Роупер, Роупер…» Из глубины донеслось специфически российское: ик, ик, ик… Он был где-то, куда не доставал свет из окна. Хильер щелкнул зажигалкой: пока суд да дело, можно выкурить, наконец, свою — крепкую, бразильскую. Лучше, много лучше. «Роупер…» Из темноты показался человек с фонариком. Очередной комитетчик. Хильер затушил сигару. Скользнув лучом по милицейской форме, человек удовлетворенно хмыкнул и осветил бесформенную массу, икавшую на каменной садовой скамейке.

— А-а, говорящий по-русски англичанин,—со смехом проговорил комитетчик.—Вот вам еще один англичанин, не сумевший избавиться от акцента.

— Оставьте нас,—сказал Хильер.—Мне надо с ним поговорить.

Услышав это, бедняга Роупер совсем расклеился.

— Иисус, Мария, Иосиф,—зашептал он по-английски слова молитвы.

— Amin ,—сказал русский по-русски.—Если надо поговорить, идите лучше вон в тот домик, у нас там массажный кабинет. Подождите, я включу свет. Принести вам крепкий кофе?

— Буду очень признателен,—сказал Хильер, удивляясь, как все легко получилось.

— Ик, ик,—вступил Роупер.

В конце тропинки, из роз и миртов, сверкнул яркий, как во время допроса, свет. Хильер взял Роупера под руку.

— Ktoeto ?—с сильным акцентом выдавил Роупер.

— Militsia. Proverka documentov .

— Господи!—Роупер перешел на английский.—Я вышел безо всякой задней мысли. Я не могу хлестать, как они. Я не хотел никого обидеть.

— Chego ?—не понял комитетчик.

— Nichego . Сучье долбанное, nichego ! Снова, кажется, начинается.

Роупер отрыгнул, но nichego не вышло.

— Думаю, тут нужен не кофе, а уксус,—сказал гэбэшник.

Теперь, когда он стоял у освещенного окна, стало видно, что в лице его не было ничего гэбэшного, напротив—в нем проступало что-то лакейски-угодливое.

— Лучше все-таки кофе,—сказал Хильер.—Благодарю за работу. Но торопиться не надо. Минут, скажем, через десять.

— Ик, ик, ик.

С того момента, как они вышли на свет, Хильер старательно отворачивался от Роупера.

— Ладно, через десять минут буду,—сказал, оставляя их, комитетчик.

— Ну, как себя чувствуешь, Роупер?

Хильер повернулся к нему лицом. Его поразило, насколько Роупер постарел. Слежавшиеся волосы кое-где тронула седина, правый глаз слегка подергивался. Роуперу хватило одного взгляда, чтобы избавиться от икоты.

— Ну и дела,—сказал он.—Как раз на днях вспоминал о тебе.

Покачиваясь, он двинулся к одной из четырех стоявших в комнате армейских коек, на которых, как предположил Хильер, отдыхающим делали массаж после пляжного волейбола. Роупер лег и закрыл газа. Затем, с силой опершись на изголовье, вскочил и заморгал.

— Ножки койки чуть не вырвало,—сказал он.—Слава Богу, хоть она удержалась. Я вспоминал наши экзамены. Канонический перевод «Книги Нова». Вспомнил, как ты сказал—экзамен был не по религии, а по английскому,—что для Нова можно было найти утешителей получше, чем Елифаз, Вилдал и Софар[118].

— Неужели ты это помнишь?

— В последнее время я многое вспомнил.

— Но странно, что ты помнишь имена. Я их совершенно забыл. Что это за дверь?

В комнате была вторая дверь. Приоткрыв ее, Хильер выглянул наружу. Уже показалась луна, и стало немного светлее. Хильер увидел высокую, изрезанную трещинами каменную стену. За нею било в свои тамбурины Черное море.

— Я часто читаю Библию. Дуэйскую[119]. Конечно, ее и рядом не поставишь с каноническим переводом. Проклятые протестанты, вечно они делают все лучше нас. — Роупер закрыл глаза.—О, Господи… А все потому, что смешивал… У русских, наверное, луженые желудки,

— Роупер, я пришел, чтобы отвезти тебя домой.

— Домой? В Калинин?—Он открыл глаза.—Ах да, ты ведь теперь, судя по форме, милиционер. Странно, я не сомневался, что тебе предложат работу в разведке. Ох, как мне худо…

— Роупер, не валяй дурака. Проснись. Если ты переметнулся к русским, это не значит, что и я сделал то же самое. Да проснись, идиот! Я работаю там же, где и раньше. Я доставлю тебя в Англию.

Роупер открыл глаза. Его трясло.

— Англия. Поганая Англия. Похитить меня хочешь. Хочешь отправить меня в тюрьму, а потом—суд и виселица. Ты—как там тебя?—ты предатель. Забыл твое имя… Ты тоже участник этого проклятого четырехсотлетнего заговора. Убирайся отсюда, подонок, иначе я позову на помощь.

— Хильер. Вспомнил? Денис Хильер. Попробуй только крикнуть, я тебя… Да пойми ты, Роупер, никто не собирается тебя похищать. Я привез письменные гарантии того, что тебе не грозит никакая опасность. Просто Англия нуждается в тебе — вот и все. В моем кармане фантастические предложения. Но беда в том, что у меня нет времени на рассусоливания. Я должен немедленно убираться отсюда.

Роупер открыл рот, словно собирался крикнуть, но вместо этого рыгнул и зашелся в кашле.

— Твоя вонючая—ках! ках!—сигара! В тот день, вернувшись домой, я сразу почувствовал—ках! ках!—как из каждого угла несет этим мерзким запахом. И сразу после этого—ках! ках!—она ушла из дому. Бедная, несчастная—ках! ках!—девочка.—Роупер был весь мокрый.—Кажется, я хочу…

Хильер смотрел на него безо всякой симпатии: стареющий англичанин с благоприобретенной русской хандрой; заляпанный, потертый синий костюм—советский, мешковатый, безнадежно устаревшего фасона; ничтожество, которое природа наделила сумасшедшим талантом. Напоминавший горгулью разинутый рот Роупера навис над цементным полом. Но у него (из него) ничего не выходило.

— Вдохни поглубже,—сочувственно посоветовал Хильер.—Никто тебя принуждать не собирается. Расскажи, что ты делал все эти годы. Что они делали с тобой.