Книга Смертельный груз - Фридман У. Крофтс

Мсье Буарак раскланялся с сыщиками.

– Я расскажу вам обо всем, господа, но только прошу заранее простить за некоторую сбивчивость. У меня сейчас полнейшая путаница в голове.

Шове подошел к шкафчику, из которого достал небольшую плоскую бутылку с бренди (для француза было бы логичнее достать коньяк).

– Мы прекрасно понимаем, в каком вы состоянии, – сказал он. – А потому позвольте предложить вам немного выпить.

Шеф наполнил рюмку из толстого стекла.

– Благодарю вас, мсье, – с признательностью произнес гость, выпив спиртное, как принимают лекарство.

Оно действительно помогло Буараку собраться с мыслями, и он снова превратился в уравновешенного человека, пришедшего по важному делу. Ему удавалось держать себя в руках, пока он излагал свою историю, ни разу не позволив эмоциям захлестнуть себя, хотя временами становилось очевидно, что от него требовалась огромная сила воли для сохранения контроля. Гораздо более уверенным тоном он начал свои показания, а трое собеседников, поудобнее устроившись в креслах, внимательно слушали его.

Глава 14

Показания мсье Буарака

– Вам известны мое полное имя и адрес, – начал Буарак. – Если говорить о профессии, то я являюсь исполнительным директором компании «Эврот», производящей промышленные насосы, основное предприятие которой находится на рю Шампионнэ рядом с гаражом городских омнибусов. Меня можно считать хорошо обеспеченным человеком. Мы с женой окружили себя полным комфортом, причем Аннетта имела возможность вести светский образ жизни, вращаясь в высших кругах общества.

В субботу двадцать седьмого марта – то есть сегодня с того дня минуло две недели – мы давали званый ужин у себя на авеню де л’Альма. Нашим главным гостем был посол Испании, в дом которого моя жена получила приглашение, когда годом ранее побывала в Мадриде. Среди прочих присутствовал и мсье Леон Феликс, давний приятель жены, живущий в Лондоне, но оказавшийся в Париже по каким-то своим делам. Все гости собрались, и мы начали трапезу, но, к сожалению, когда ужин далеко еще не закончился, мне показали переданную по телефону записку с работы. В ней говорилось, что произошла серьезная авария, требовавшая моего незамедлительного приезда. Ничего не оставалось, кроме как извиниться перед гостями и сразу же их покинуть, хотя я обещал скоро вернуться.

Добравшись до завода, я выяснил, что огромная литая деталь мотора для насоса мощностью в двести лошадиных сил, работу над которой должны были закончить в выходные, сорвалась с крепежа, соскользнула вниз, став причиной смерти одного человека и сильно поранив еще двоих. Один из цилиндров мотора раскололся, а деталь оказалась зажатой между стеной цеха и массивным колесом маховика, не поддаваясь на все наши усилия вернуть ее на прежнее место.

Как только я понял всю опасность положения, то немедленно позвонил домой и предупредил, что вернусь очень поздно и никак не смогу насладиться в тот вечер обществом гостей. Однако нам удалось справиться с проблемой значительно быстрее, чем ожидалось, и еще не было одиннадцати, когда я смог покинуть завод. Не сумев поймать такси, я дошел до станции метро «Симплон». Как вы понимаете, мой маршрут домой предусматривал пересадку на «Шатле», где я и вышел из вагона. Но стоило мне сделать это, как кто-то похлопал меня по спине. Обернувшись, я узнал своего хорошего американского знакомого по имени Майрон Бертон, в свое время мы жили в одном отеле в Нью-Йорке и успели подружиться. Мы немного поговорили, потом я поинтересовался, где он остановился в Париже и пригласил к себе домой. Он отказался, объяснив, что уже в 00.35 должен отбыть в Орлеан с вокзала Орсе. Майрон спросил, не пожелаю ли я проводить его и выпить по стаканчику в привокзальном ресторане. Я сначала колебался, но потом вспомнил, что дома меня все равно уже не ждут. И мы отправились на прогулку. Ночь выдалась теплой, на редкость приятной, и мы двигались вдоль набережных Сены, получая немалое удовольствие, но оказались у моста Руаяль слишком рано – еще не пробило без четверти двенадцать. Бертон предложил немного продлить прогулку, что мы и сделали, совершив круг через площадь Согласия и нижнюю оконечность Елисейских Полей. Поглощенные интересной беседой, мы потеряли счет времени и вновь оказались у вокзала всего за минуту до отхода поезда. К сожалению для моего друга, нам пришлось забыть о бокале вина, которым он собирался меня угостить. Я не чувствовал усталости и решил не спеша дойти до дома, однако на полпути меня застиг дождь. Поиски такси опять не увенчались успехом, и теперь уже невольно я вынужден был продолжить свой путь пешком, оказавшись у дверей квартиры около часа ночи. В холле меня встретил Франсуа – дворецкий. Мне показалось, что он чем-то взволнован.

«Еще десяти минут не прошло, мсье, как я услышал щелчок замка входной двери, – сказал он, помогая мне снять плащ. – А потому я встал с постели и решил выяснить источник этого звука».

«Встали с постели? – удивился я. – Но почему вы вообще осмелились лечь спать до моего возвращения?»

«Так распорядилась мадам, хозяин. Около половины двенадцатого она сказала, что вы вернетесь очень поздно и потому одна дождется вас».

«Хорошо, – сказал я, – но где же сама мадам?»

Он замялся, а потом признался, что не знает.

«Что значит – вы не знаете? – Я начал не на шутку сердиться. – Она тоже уже легла спать?»

«Нет, мсье, спать она не ложилась», – ответил слуга.

Надо вам сказать, господа, что я не отношусь к числу людей, наделенных даром живого воображения, но внезапно меня охватили самые недобрые предчувствия. Я поспешил сначала в большую гостиную, а потом осмотрел комнату, где любила уединяться жена. Но не нашел ее. Затем я вспомнил, как часто она допоздна могла ждать меня в моем собственном кабинете. Но там тоже никого не было, и я уже собирался выйти, когда заметил на своем столе письмо, которого не видел там прежде вечером. На конверте значилось мое имя, написанное рукой Аннетты, и с ощущением, что у меня вот-вот остановится сердце, я достал послание и прочитал его.

С этими словами он протянул шефу лист бумаги кремового оттенка. В кратком письме без указания даты женским почерком было выведено следующее:

Я не прошу у тебя прощения, Рауль, за то, что собираюсь сделать этой ночью, поскольку чувствую себя не вправе ожидать понимания и прощения. Это было бы чересчур самонадеянно с моей стороны. Но ты должен поверить: боль и муки, которые я неизбежно причиню тебе, разрывают душу мне самой. Ты неизменно проявлял ко мне справедливость и доброту, свойственные твоему характеру, но мы оба прекрасно знаем, Рауль, что никогда по-настоящему не любили друг друга. Ты влюблен в свою работу, в свое собрание произведений искусства, а я полюбила Леона Феликса, и вот – ухожу к нему. Я попросту исчезну, и ты никогда больше обо мне не услышишь. Надеюсь, тебе удастся добиться развода, а потом обрести счастье с более достойной женщиной.

Прощай, Рауль, и, пожалуйста, не думай обо мне хуже, чем я того заслуживаю.

Аннетта.