Книга Черненко - Виктор Прибытков

— Какая информация из Москвы?

Мои догадки подтвердились. В самолете в этот последний наш совместный с ней перелет Раиса Максимовна интересовалась подробностями моей службы у Брежнева, расспрашивала, как была организована охрана, кто подбирал обслугу, каков был состав обслуживающего персонала — повара, официанты, уборщицы, парковые рабочие… кто еще? Расспрашивала о структуре и взаимоотношениях охраны и обслуги.

— Возможно, к этому разговору мы еще со временем вернемся, — сказала она».

Во второй половине 1984 года Горбачев, пользуясь ухудшающимся состоянием здоровья генсека, начал постепенно брать в свои руки бразды правления не только в Секретариате, но и в Политбюро ЦК КПСС. Заметно активизировал он свое участие в международной деятельности партии, дал волю не покидающей его страсти к заграничным командировкам. Впрочем, как позднее стало ясно, дело было не только в любви к поездкам в европейские столицы и всевозможным встречам. Он понимал, что произнесенная Маргарет Тэтчер фраза: «С этим человеком можно иметь дело» — это недвусмысленное обещание для него необычной судьбы, которое может сыграть знаковую роль в его жизни. Против покровительства западных лидеров Горбачев не только не возражал, а скорее, наоборот, лез из кожи вон, чтобы продемонстрировать свое подобострастие перед ними. Говорили, что за одну улыбку Тэтчер он готов полцарства отдать. Как выяснилось позднее, напрасно шутили. На встрече с канцлером ФРГ по проблемам воссоединения Германии он сделал поистине царственный жест, установив для немцев в качестве компенсации потерь, понесенных Советским Союзом в результате этого воссоединения, чисто символическую сумму выплат. Осчастливленные немцы за такую щедрость провозгласили его национальным героем и присвоили ему звание «Лучший немец года».

Константин Устинович, несмотря на то, что многие годы был своеобразным аккумулятором всей сложной и многогранной аппаратной работы, которая обеспечивала деятельность самого верхнего партийного эшелона, став у руля партии и государства, оказался в незавидном положении. Дело в том, что состав его команды так и не сложился, позиция ближайшего его окружения была неопределенно-выжидательной.

Ни в коем случае я не хочу брать на себя смелость судить о возможностях и способностях членов и кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК КПСС состава 1984 года, тем более претендовать на глубину анализа их достоинств и недостатков. Хочу только заметить, что у Черненко как лидера не было реальной опоры во властной среде, не было необходимой для первого руководителя надежной группы высокопоставленных лиц, как это было, например, у его предшественников — Брежнева и Андропова. Из брежневского «ядра» к тому времени остались лишь Устинов и Громыко. Об особенностях характера последнего мы уже говорили. А вот с Устиновым у Черненко сложились теплые отношения. Только дружба с ним теперь не играла в Политбюро существенной роли, тем более что судьба уже вела отсчет последних месяцев и недель, отпущенных Дмитрию Федоровичу. Но даже будучи тяжелобольным и находясь у последней черты, Устинов за несколько дней до своей смерти, в декабре 1984 года, находил в себе силы поддержать и хоть немного приободрить больного Черненко. Такое мужество и благородство, безусловно, заслуживают уважения.

Что же касается остальных членов Политбюро, то наиболее влиятельные из них — Тихонов, Алиев, Гришин, Соломенцев, Романов — предпочитали роль, если можно так сказать, сторонних наблюдателей. При этом не нужно думать, что их позиция была следствием душевной черствости или других каких-то отрицательных качеств. Просто многие смотрели на Черненко как на временную фигуру, которой в любом случае не удастся долго удерживаться на шахматной доске, где давно уже разыгрывалась сложная комбинация. Увы, без его участия.

После неудачного летнего отдыха в 1984 году власть действительно начала валиться у него из рук. Но поддержки не было.

Ставшая в конечном счете роковой для страны цепочка ее последних руководителей «Брежнев — Андропов — Черненко — Горбачев» вызывает много вопросов. И главный из них — был ли таким уж неминуемым кадровый провал в верхних эшелонах власти? Почему в столь трудный момент, переживаемый партией, судьба вознесла на вершину властной пирамиды именно Черненко? Была ли в этом логика, и действительно ли только Горбачев мог тогда стать наследником высших партийных и государственных постов?

К сожалению, отвечая на эти вопросы, опять приходится прибегать к сослагательному наклонению — если бы… Безусловно, драматического положения с кадрами в высшем звене партии можно было бы избежать, если бы не была сломана преемственность традиций в управлении страной, обеспечивающая приход к руководству ею людей подготовленных и компетентных. Политбюро не удалось бы огородить себя непроницаемой стеной, если бы в партии не только декларировались, но и чтились ленинские принципы деятельности любых руководящих органов, предполагающие их постоянную отчетность перед широкими массами коммунистов и трудящихся, регулярное обновление, открытость для критики. Только при таких условиях можно было бы обеспечить продвижение наверх людей, действительно пользующихся доверием народа, сознающих свою ответственность перед ним, способных достойно нести бремя власти.

Были такие люди! Были они и в конце семидесятых годов, и в начале восьмидесятых. Но, к несчастью, возобладало традиционное для всей нашей истории явление, когда в трудные, переломные ее моменты будущее нашей страны очень часто зависело от воли случая.

Мы уже упоминали о преждевременной, в 60 лет, кончине талантливого руководителя Ф. Д. Кулакова. А не случись в 1978 году этого несчастья, глядишь, и не получил бы Горбачев тогда пост секретаря ЦК КПСС, а вместе с ним — и золотой ключик к дальнейшей карьере.

Опять приходит на память П. М. Машеров, работавший первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии и трагически погибший осенью 1980 года. Герой партизанского движения в годы Великой Отечественной войны, он соединял в себе высокую нравственность, широкий кругозор и блестящую эрудицию, стал воплощением представлений людей о настоящем народном руководителе.

Но не только цепь трагических обстоятельств вела к непредсказуемости кадровых решений в верхнем эшелоне власти. Больше всего, конечно, на выдвижении кандидатур на ключевые посты в партии и государстве сказывались субъективизм и групповщина, процветавшие со времен Хрущева. Даже в Политбюро, как мы уже говорили, существовало «ядро», узкий круг, в который «чужие» не допускались. В результате все кадровые вопросы решались келейно, остальным оставалось только проголосовать.

В этом смысле характерны воспоминания В. И. Воротникова, в то время — председателя Совета министров РСФСР и, отметим, члена Политбюро, о том, как вопрос об избрании Черненко был предрешен на заседании Политбюро, собравшемся после смерти Андропова. «Какие и с кем были беседы по кандидатуре генсека, — пишет он, — я не знаю. Но что были — бесспорно. Никаких контактов с другими членами Политбюро или секретарями ЦК у меня по этому поводу не было (курсив мой. — В. П.). Конечно, и я, и другие товарищи понимали, что по традиции или, вернее, по фактическому положению вторым лицом в партии реально был К. У. Черненко. В то же время сознавали, что его возраст, состояние здоровья затрудняют, если не сказать больше, активную работу на высоком посту генерального секретаря. Собственно, эти опасения потом и подтвердились. Политбюро при К. У. Черненко сбавило темпы.