Книга Немецкие бомбардировщики в небе Европы. Дневник офицера люфтваффе. 1940-1941 - Готфрид Леске

Англичане придумали новую пакость. Они красят свои самолеты в такой цвет, что их почти не видно. Не видно снизу. Нам, конечно, никакого интереса любоваться ими, но мне это не нравится. Я вообще не люблю всякие новые изобретения – сразу не поймешь, что с этим делать. Становится как-то не по себе.

Наши изобретатели, конечно, тоже не дремлют. Что бы ни придумали англичане, мы тоже можем сделать хоть сейчас. Помню, столько было разговоров о нашем, как его называли, «секретном оружии». Если правда то, о чем говорят некоторые наши ребята, – Англии конец. Потому что это будет такое оружие, которому они не смогут ничего противопоставить. И тогда захват Англии станет делом нескольких недель.

Скоро должны разработать бесшумные моторы для самолетов и морских судов. Ученые из Берлина и других городов получили от Генерального штаба задание добиться бесшумной работы двигателей. С этой целью будут проведены эксперименты на побережье Северного моря и в некоторых аэропортах Польши. Задача состоит в том, чтобы движущееся судно было совершенно не слышно. То есть его можно будет услышать, но не раньше, чем оно подойдет на пятьдесят метров, а если будет хоть небольшой ветер с берега или волнение на море, то и этого шума не будет слышно. А в Польше, говорят, сейчас уже испытывают бесшумную «Штуку». Если верить рассказам, слышно ее не будет вообще.

Хорошо, конечно, что мы не спим в оглоблях. Но по мне, лучше бы самолеты громыхали, как теперь. Пусть бы себе делали что хотят с кораблями, но на бесшумном самолете я точно не хотел бы летать, а уж нарваться на бесшумного врага – тем более. Мы уже так привыкли к шуму, что нам придется привыкать к тишине. Дело не в том, что я уже слишком стар, чтобы менять привычки, просто первое время, думаю, будет не по себе. Но если понадобится – переучимся, конечно.

Самое смешное, что я даже не знаю, теряю я сознание или нет. А как об этом узнать, если это время просто вытерто из сознания? Но если бы оберлейтенант заметил что-нибудь такое, он наверняка бы мне об этом сказал. Но он ничего мне не говорит, а сам я спросить его об этом не могу. Тогда он уж точно решит, что такое уже случалось. Но ужасна сама по себе мысль, что каждый из нас рано или поздно теряет сознание, и ужасно то, что в этот момент, секунду или две, ты будешь совершенно беспомощен. Пусть даже меньше одной секунды.

И вот теперь опять. Эта мысль изводит тебя до безумия, и при этом ты прекрасно понимаешь, что бояться нет ни малейшего смысла. Если это и случится, я даже ничего не замечу.

Сегодня после обеда проходил медкомиссию. На все про все ушло не больше четверти часа. Все нормально. Я был уверен, что так и будет. Потому что просто не знаю, что бы я делал, если бы они запретили мне летать. Если не летать – то что же тогда мне еще делать? Но теперь все нормально. Хотел было выпить рюмку-другую, вроде как отметить, но потом передумал. Не хочу, чтобы оберлейтенант смотрел на меня тем странным взглядом. Я, наверное, боялся этой комиссии больше, чем англичан. Я понял: страх – это то, о чем ты разговариваешь сам с собой.

23 ноября 1940 г.
ЗА ЧТО ОНИ НАС НЕНАВИДЯТ?

В Бирмингеме было еще хуже, чем в Ковентри. Намного хуже. Даже издалека это хорошо видно. Мы часто видим теперь горящие города, нам есть с чем сравнивать. Сначала зрелище было как в Ковентри. Еще издали увидели сквозь плотную пелену очаги пожаров. Наверное, было сброшено огромное количество зажигалок. Наши ребята хорошо поработали здесь до нас. Оказалось, гораздо лучше, чем в Ковентри. Город плотно закрыт тучами, ничего не видно. Идем вниз через облака. Внезапно выходим под облачность и видим всю картину. Мы над Бирмингемом. Большой город освещен как на праздник. Только свет не от фонарей, а от пожаров, которые мерцают как гигантские факелы. И ослепительные вспышки зениток. Бирмингем! Целое море огня. А еще даже нет полуночи, за нами идут сотни бомбардировщиков с той же целью: выложить свои бомбы на умирающий город. Оружие в Бирмингеме больше не делают.

Штаб издал секретный приказ для всего летного состава. Не знаю, для всех или только для нашей группы. Приказ о наземном персонале. Кажется, они чем-то недовольны. Не так, конечно, чтобы сильно недовольны, но в военное время любая проблема должна проясняться как только возможно быстро.

Кажется, они пожаловались на еду. Их паек не такой, как у нас. Но это, я считаю, нормально. Конечно, наземным не слишком приятно наблюдать, как мы вгрызаемся в наши бифштексы, когда у них на тарелке какие-то суррогаты; но не стоит забывать, что мы постоянно рискуем собственной головой. А их единственная обязанность держать самолет в норме. Я также думаю, что все это дело насчет дня отдыха, как у нас, взбаламутит дурную кровь. Конечно, наземные службы тоже должны отдыхать, но не больше, чем пехота или артиллерия. Если бы они не вертелись постоянно вокруг нас, им и в голову не пришло бы задавать такие вопросы. Им щекочет селезенку, что у нас есть день отдыха, а у них нет. Я лично такого бы не одобрил, и, кроме того, для этого нет никаких причин. Летчик – это все-таки нечто другое. Никто не может этого отрицать, да никто и не пытается, даже при том, что работа у наземных достаточно тяжелая и что они несут свою долю ответственности.

Я еще раз перечитал этот секретный приказ и теперь думаю, что дело даже не в еде и не в дне отдыха. Кажется, дело в том, что многие летчики не слишком жалуют свои же наземные службы. Я вот что имею в виду: мы не должны давать людям почувствовать, что они не летчики. Это для них унизительно. И кроме того, нам же лучше, если наши работники довольны службой. Мы от них зависимы. Что касается меня, то я в хороших отношениях и с Фрицем Левальдом, и с Оскаром Брюннером. Всегда угощаю их сигаретами, даже видел карточку младшего сынишки Оскара. Ужасная рожа, вылитый папаша. Но оказывается, многие ребята не хотят хоть иногда поговорить по-человечески с собственными техниками и оружейниками. Людям это, конечно, не нравится. Надо с ними ладить; ведь тут еще вот какое дело: это для нашей же пользы, если они не докладывают, как положено, обо всех повреждениях машины. Потому что Главный не особо приветствует, если машина постоянно нуждается в ремонте. Оскар, например, никогда долго не докладывает.

Слушали сегодня по радио одну передачу, довольно длинную. Кто-то из Высшего командования докладывал о достижениях люфтваффе за последние шесть месяцев или около того. И сравнивал их с достижениями RAF. Должен сказать, наши добрые друзья томми не слишком преуспели. Мы потопили 130 военных кораблей, не считая торговых судов суммарным водоизмещением в несколько сотен тысяч тонн. Лондон бомбили более ста раз, а воздушную тревогу там объявляли около четырехсот раз. Боюсь, наши дражайшие лондонцы в последнее время сильно недосыпали. Почти все цифры я забыл, помню только, что они были очень впечатляющи. Например, на Англию было сброшено более полутора миллионов зажигательных бомб, тогда как англичане сбросили на Германию не более четырех процентов от этого количества. Конечно же англичане объявили, что сбили 3000 немецких самолетов, но в их докладах, естественно, нет ни слова правды. Они врут, как всегда. Но черт возьми, убейте меня, я не понимаю, каким образом их вранье поможет им пережить наступающую зиму. Рано или поздно люди поймут, в какую грязную игру играет мистер Черчилль.