Книга Таинственный Хранитель - Иван Рассадников

В песнях, относящихся к рунам, часто говорится, что их неправильное использование может привести к страшным последствиям. В одной из саг рассказывалось, как при прочтении одного нида в палатах ярла – знатного человека – пришло в движение висевшее на стенах оружие, убив многих воинов, а сам ярл упал замертво, при этом у него отгнили волосы и борода по одну сторону пробора.

– Нид – это проклятье? – спросила Агриппина с долей отвращения, вероятно, представив отгнившую бороду.

– Да. И весьма своеобразное. На жердь сверху насаживали лошадиный череп и вырезали на нем некое заклятье. Это, с позволения сказать, сооружение называлось «нид» и одновременно так же назывался хулительный жанр скальдической поэзии, который обладал убойной магической силой.

– В древности магию и поэзию фактически не разделяли, – сказал Андрей.

– Совершенно верно, – подтвердил Сигурд Юльевич. – Они выросли из одного корня. О чем это я? Ах, да… По-видимому, в «Песне Высокого» иносказательно описывается магическое действие рун на природные стихии и на людей. Приведу пример, – тут профессор прикрыл глаза и принялся нараспев декламировать:

«Мне известно седьмое – пожар им уйму я,Если вспыхнет чертог, еще полный гостей.Как ни силен огонь, я смогу загасить его,Слово мощное против пожара скажу».

Да-да! Не больше и не меньше! Считалось, что можно заклятьем остановить огонь. А сейчас я прочитаю вам заклятья от бури и колдунов. – Он помолчал немного, словно припоминая, затем принялся нараспев читать:

«Мне известно девятое: в море шумящемМой корабль сохранит мне оно.Усмирю ворожбою я бешенство бури,И вернется волнам тишина.

Мне известно десятое – ведьмам на гибель,Что по воздуху мчатся в ночи.Околдую их так, что потом не вернутьсяИм в жилища своиИ в обличья свои».

Прочитав последнюю строфу, он вдруг повернулся к Агриппине и озорно ей подмигнул.

– Ну что вы, Сигурд Юльевич, – возмутилась она, – я-то здесь при чем?

– Знаем-знаем, все знаем… – ехидненько пропел он фальцетом и погрозил девушке пальцем.

В ответ она только фыркнула, как рассерженная кошка.

– Не сердись, деточка, я же шучу, – примирительно сказал профессор. – Ну вот, потерял мысль… – Он покивал, что-то бормоча себе под нос, потом снова заговорил: – В те стародавние времена мир представлялся людям совершенно другим – волшебным, – а потому несравнимо более интересным и наполненным всякими неожиданностями, нежели наш теперешний технократический. Как ни странно, современная картина мира гораздо более проста и упорядочена в сравнении с космогонией наших предков. Тогда не вызывало никаких сомнений, что не только природа оказывает свое влияние на людей, но и люди силой мысли могут воздействовать на нее. По крайней мере, они были в этом уверены. Поэзия – как вы справедливо заметили, – обратился он к Андрею, – тогда еще не отделилась от культовых ритуалов и обладала огромной магической силой. Я расскажу вам одну из красивейших легенд об Одине: каким образом он раздобыл мёд поэзии. Как вам, наверное, известно, Один – один из главных богов скандинавского пантеона. Эта философская притча о смысле бытия, которая не утратила, как мне кажется, значения и по сей день, – удивительно поэтична и мудра.

Профессор замолчал и прикрыл глаза, словно собрался подремать. Его гости смотрели на него, боясь шевельнуться, потом переглянулись, и Агриппина пожала плечами – дескать, сама не знаю, что с ним. Минута, другая… Время, казалось, тянется бесконечно. Девушка уже собралась было прервать затянувшееся молчание, как вдруг профессор открыл глаза и улыбнулся.

– Мне кажется, я вас замучил своей мифологией, – немного смущенно произнес Сигурд Юльевич. – Увлекаюсь и не замечаю времени. Может, все-таки кофе или чай?

– Нет-нет, – произнесла Агриппина. – Расскажите про мёд поэзии. Я никогда не слышала эту легенду.

– Тогда слушайте, – тотчас оживился профессор. – После заключения мира между асами и ванами – высшими богами – их слюна была собрана в некий сосуд, и из нее был сделан мудрец по имени Квасир. Однако два карлика, Фьяляр и Галяр, убили Квасира и смешали его кровь с пчелиным медом. Любой, кому удавалось попробовать этот волшебный напиток – мед поэзии – становился поэтом или мудрецом. Но затем карлики убили великана Гиллинга и, чтобы откупиться от его отца Суттунга, отдали ему мед поэзии. Сут-тунг спрятал мед поэзии в горной пещере и отдал его под охрану своей дочери Гуннлёд. Страстно желавший раздобыть мёд поэзии, Один нанялся в работники к брату Суттунга – Бауги. За свою работу он потребовал глоток меда поэзии, однако, когда Бауги привел его к своему брату Суттунгу, тот отказался дать хотя бы один глоток. И тогда Один с помощью Бауги решил украсть мед поэзии. Бауги просверлил гору волшебным буравом, и Один проник в отверстие в облике змеи. Он соблазнил Гуннлёд, выпил весь мёд, потом обернулся орлом и вернулся в верхний мир, где с тех пор и находится мёд поэзии.

– Другими словами, сущность поэзии – божественна… – медленно проговорил Андрей.

– Именно. Вы, уважаемый Андрей Иванович, ухватили самую суть. Поэзия, в ее первоначальном виде, имеет божественное происхождение. Недаром многие поэты предсказывают в стихах собственную смерть, да и самые значимые мировые события тоже. Поэзия в те стародавние времена была тождественна мудрости и магии. Увы, в наши дни она практически утратила обаяние волшебства. Да, и вот что ещё любопытно! – добавил он. – Пока Один в образе орла летел в Асгард, некоторое количество мёда вытекло у него через… хм… задний проход. По легенде, именно эта часть мёда поэзии досталась поэтам-бездарям и махровым графоманам.

Андрей с Агриппиной невольно рассмеялись. Профессор снова откинулся в своем монументальном кресле. Его глаза изучали лица слушателей, пытаясь оценить впечатление, произведенное рассказом. Наконец, он удовлетворенно улыбнулся и повернулся к столу. Взял листок с рунами, не глядя, нащупал на столе ручку и стал что-то писать на листке. Его гости хранили молчание, стараясь не прерывать этот творческий процесс. «Ага… ну да, конечно… пожалуй, так…» – бормотал себе под нос профессор, то и дело взъерошивая свои седые волосы, отчего они скоро встали торчком и напоминали забавный пушистый нимб.

Девушка коснулась руки Андрея. Она напряженно ждала, не отрывая взгляда от профессора. Потом наклонилась к Андрею и прошептала: «Ты волнуешься?»

– С чего бы это? – тоже шепотом отозвался он.

– Ну, мало ли что там написано…

– Ты же мне растолковала значение.

– Но я же специалист по ворожбе!

Он сжал ее руку – тоже мне специалист. А Сигурд Юльевич, тем временем, поднял голову и уставился на них невидящим взором.

– Сие очень и очень странно, – сообщил он, и снова уткнулся в руны. – Говорите, нашли в рукописи восемнадцатого века? – обратился он к Андрею. Тот кивнул. – Поразительно! – профессор, наконец, снова откинулся в кресле. Теперь глаза его сверлили Андрея, словно два буравчика. – В принципе, я перевел ваш текст. Но он вызывает много вопросов. Разумеется, это заклинание, очень сильное магическое заклинание, по всей вероятности, относящееся к какому-то ценному артефакту. Невероятно ценному с точки зрения древних, потому что являлся этот артефакт принадлежностью богов, а затем был дарован на сохранение людям. Здесь используются самые сильные, старшие, руны – и это имеет огромное значение, потому что артефакт благодаря этому заклинанию наделял своего обладателя невероятной магической мощью.