Книга Петр и Феврония. Совершенные супруги - Дмитрий Володихин

А. А. Зимин продолжает линию И. У. Будовница. Он называет автора «Повести…» публицистом, который проявляет «сочувствие к страданиям народа». Слава Богу, формулировка более осторожная, без вульгарного социологизма, как у предшественника[226].

Еще один исторический мотив, выявленный Зиминым, — противостояние княжеской власти боярской верхушке.

И впрямь, бояре вынудили Петра Муромского покинуть княжение, а затем передрались между собой за власть. Портрет скверный… А прежде того бояре, по наущению жен, попытались развести князя и простолюдинку, руша узы христианского брака, и это обстоятельство чести им не добавляет.

Кроме того, по мнению А. А. Зимина, «мотив о змееборстве… связан с событиями XVI века, и, в частности, с борьбой с Казанью»[227]. Да, история про гибель чудовищного двуглавого змея при основании Казани[228] может вызвать подобные ассоциации. Но уподобление довольно грубое, и доказать его в принципе невозможно.

А вот картины боярской заносчивости, властолюбия и самовластия явно находятся в прямой связи с политической реальностью Московского царства.

Вот только с каким именно периодом?

На первый взгляд вопрос этот решается просто. Если автор «Повести…» — действительно Ермолай-Еразм, книжник Макарьевского круга, если «Повесть…» действительно писалась им для Четьих Миней (а хотелось бы напомнить, что всё это — не до конца подтвержденные теории), то сама собой напрашивается аналогия боярского мятежа и боярского правления в Муроме с «боярским царством» в Москве 1530–1540-х годов.

Государь Иван IV, младенец, отрок, юноша до поры до времени оказался безвластен. Правила его мать, регентша Елена Глинская, в окружении высокородной знати. Так не являлась ли одним из прототипов Февронии именно Елена Глинская?

Ее нередко противопоставляют московским боярам — как чужую для них представительницу рода, недавно вышедшего из Литвы, как женщину, в какой-то степени виновную в разводе великого князя Василия III и первой его супруги Соломонии из старинного московского семейства Сабуровых[229]. Затем ушла из жизни и она, тогда власть досталась аристократии и была поделена между несколькими придворными «партиями». Между ними очень быстро началась жестокая борьба. Летопись донесла до наших дней громовые раскаты междоусобных столкновений…

После кончины Елены Глинской защитниками государя-мальчика можно считать митрополита Даниила, ослабевшую от репрессий семью Глинских и, возможно, Бельских (родственников великого князя, хотя и отдаленных)[230]. Не столь уж мало! Две аристократические «партии» и глава Церкви. Однако бо́льшим влиянием обладали иные силы.

Значительная «партия» стояла за Старицких[231]. А самую могущественную и богатую сторонниками «партию» составляли князья Шуйские, суздальские Рюриковичи по происхождению.

В книгах, посвященных политической истории XVI века, по традиции много говорится о роли князя Владимира Андреевича в придворных интригах и притязаниях знати, о планах посадить его на престол… Но претендента из семейства Старицких уравновешивала целая гроздь претендентов из семейства Шуйских. Выставить своего претендента до смерти князя Владимира Андреевича Шуйские не могли. А вот «выбить» разрозненную и, видимо, довольно слабую группировку, окружавшую Ивана Васильевича, оттеснить ее от кормила власти, а потом сделать великого князя орудием своей воли — о! это был очень хороший план. Он приводил к тому, что Шуйские, используя нелюбимого мальчишку как фасад для княжения их собственного клана, становились реальными правителями России.

Так и развивался действительный ход событий.

В конце 30-х — первой половине 40-х годов XVI столетия Шуйские делают несколько решительных шагов к верховной власти и на некоторое время завоевывают ее[232]. Для этого им пришлось в 1538 году разгромить слабейшего противника. Весной Шуйские арестовали бывшего фаворита Елены Глинской князя И. Ф. Телепнева-Оболенского, отправили его в темницу и там уморили голодом. Двух представителей рода Шуйских вскоре «пожаловали» боярскими чинами, и вместе с прежними боярами-Шуйскими в Думе сидело уже четыре князя этой фамилии![233] Осенью того же года князя Ивана Федоровича Бельского взяли под стражу, а свиту его разослали «по селом». Дьяка Федора Мишурина, возвысившегося еще при Василии III и державшегося партии монарха-мальчика, обезглавили «без государского веления». Боярина Михаила Васильевича Тучкова выслали из Москвы «в село». А несколько месяцев спустя самого митрополита Даниила свели с кафедры.

Летопись, отражающая точку зрения Церкви, сообщает о событиях того времени: «…и многу мятежу и нестроению в те времена быша в христианьской земле, грех ради наших, государю младу сущу, а бояре на мзду уклонишася без возбранения, и много кровопролития промеж собою воздвигоша, в неправду суд держаще, и вся не о Бозе строяше, Богу сиа попущающе, а врагу действующе»[234].

В 1542 году Шуйские свергли митрополита Иоасафа, вступившегося за князя И. Ф. Бельского. Тот же Бельский отправился на Белоозеро «в заточение», где его позднее убили, а виднейшие сторонники князя — в ссылку «по городам». Летопись добавляет: «И бысть мятеж велик в то время на Москве и государя в страховании учиниша»[235]. Более того, с князем Бельским расправились вопреки мнению малолетнего государя, который его «в приближении держал и в первосоветниках». Шуйских поддерживала мощная группировка московской знати и, возможно, Новгород — не было силы, способной им противостоять[236].