Telegram
Онлайн библиотека бесплатных книг и аудиокниг » Книги » Историческая проза » Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает - Изабелла Аллен-Фельдман 📕 - Книга онлайн бесплатно

Книга Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает - Изабелла Аллен-Фельдман

322
0
Читать книгу Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает - Изабелла Аллен-Фельдман полностью.

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 40 41 42 ... 55
Перейти на страницу:

29.03.1962

Nicolas сегодня сказал мне, что в последнее время я часто ему снюсь. Я кокетливо уточнила, не делаю ли я чего-нибудь неприличного в его снах, он пошутил в ответ, я подхватила и продолжила, в конце концов мы перешагнули все допустимые пределы, а затем он вдруг посерьезнел и сказал, что двух встреч в неделю ему мало, он хочет, чтобы мы были вместе. Меня это заявление и озадачило, и порадовало. Порадовало, потому что больше чем за год я не надоела Nicolas, а озадачило, потому что я не хочу ничего менять. Уклад моей жизни в очередной раз сложился наново, я к нему привыкла, пусть все так и останется. Nicolas порой бывает на удивление наивен. Какой-то домишко на окраине Москвы, который принадлежит его знакомому, почти полное отсутствие удобств и пр. Я там просто не смогу жить, да и он не сможет, только хорохорится. С его-то ревматизмом и жить в доме без отопления? Настоящий ребенок! Как можно быть таким непрактичным? Сослалась на то, что не могу оставить сестру, которая нуждается в том, чтобы я была рядом. Nicolas попытался было возражать, что у сестры есть прислуга и вообще ее быт устроен наилучшим образом, но я ответила, что это потребность духовного порядка, сестре нужно, чтобы рядом с ней был близкий ей человек. Кажется, Nicolas не сильно расстроился, видимо ожидал чего-то в подобном роде. Сказал, что в таком случае устроит в доме приятеля мастерскую. У себя дома ему работать не очень удобно, потому что тесно и домашние время от времени что-то портят – разбивают нечаянно или могут смазать только что нанесенную краску, или что-то еще.

30.03.1962

Grande fortune, grande servitude[111]. Удивилась тому, как много пьют некоторые наши соседи, известные, высокопоставленные люди. Сестра сказала, что ничего удивительного в этом нет. Сначала они пускались во все тяжкие, интриговали, делали зло и боялись, что им сделают зло, чтобы достичь нынешнего своего положения (а эти «тяжкие» и впрямь были тяжкими), а сейчас боятся потерять достигнутое. Подобная жизнь расшатывает нервы и побуждает к пьянству. Вдобавок известным людям приходится много заседать на разных собраниях, большинство из которых заканчивается застольями с обильными возлияниями.

01.04.1962

Весна начинает заявлять о себе. Почему-то в этот раз воспринимаю ее приход без радости. Должно быть, еще не успела прочувствовать.

02.04.1962

Сосед Сергей делился своими творческими планами. Планов у него много, но создается впечатление, что он из тех, про кого говорят: «Il ne frappe point comme il degaine»[112]. Возможно, что я к нему несправедлива, потому что здесь все театральные проекты осуществляются крайне долго. Проще найти деньги для осуществления своих планов, как это делалось раньше и делается сейчас там, чем проходить эти бесконечные круги согласований и утверждений. Спросила сестру, почему она не идет в театр к Сергею. Сестра ответила, что, во-первых, потому что не хочет испортить отношения с соседями, а во-вторых, ей в «театре железнодорожников» делать нечего.

05.04.1962

«Киш мир ин тухес!»[113] – вот что сегодня сказала сестре. Сама не ожидала от себя такой грубости. «Тухес» – это любимое слово сестры, а не мое. Но она сама виновата. Не следовало проезжаться по моим кавалерам. С тех пор минуло уже полвека, многих из них нет в живых, у меня остались только воспоминания, и незачем их пачкать. Как будто какая-то струна оборвалась в моей груди. Я много чего еще сказала, я кричала, и я хлопнула дверью так, что та чуть было не слетела с петель. Долго не могла успокоиться. Успокоившись, поняла, что переусердствовала в своем (пусть и справедливом) гневе. Мне стало стыдно, и я собралась идти просить прощения, но в тот момент, как я встала, открылась дверь и сестра сказала: «Беллочка, давай выпьем мировую. Я нарезала ветчину, лимон и соленый огурчик, как ты любишь». От этого «как ты любишь» у меня сжалось сердце, а на глазах выступили слезы. Милая сестра, она с самого детства любила меня так, что ревновала ко всем моим кавалерам. И должна признать, положа руку на сердце, что она права в своих оценках. Яша Искубовский действительно был глуповат, манеры Шмулика Фридмана оставляли желать лучшего, Абраша Закс был настоящий шлимазл, а Леву Немировского и впрямь интересовала не столько я, сколько мое приданое. Но какая сейчас разница? По мне, так совершенно никакой.

08.04.1962

Ездили на могилку к П.Л., пробыли долго, прибирались, потом сидели и вспоминали, то есть вспоминала сестра, а я слушала. Какой же скучной представляется мне моя жизнь, в сравнении с жизнью сестры! Но я бы столько не вынесла. Не смогла бы.

10.04.1962

– Je pense à toi… Je tiens à toi… Tu me manques… J'aime…[114]

Девушка, встреченная нами на бульваре, прижимала к груди раскрытую книгу и повторяла вслух французские фразы. Со стороны это выглядело так, будто она объясняется в любви своему учебнику. Меня больше всего поразил прекрасный парижский выговор, чистейшей воды. Такую французскую речь хотелось слушать, как музыку. Я соскучилась по французской речи, по Парижу, по круассанам с rue Monge, по настоящему горячему шоколаду… Здешнее какао вызывает во мне отвращение. J'aime…

12.04.1962

Год назад человек впервые полетел в космос. Даже я, с моей памятью, не забыла об этом. Зачем писать во всех газетах? Лучше бы публиковали побольше театральных рецензий. Бывают дни, когда вся здешняя пресса становится одинаково скучной.

15.04.1962

– Между актером и создаваемыми им образами всегда лежит пропасть, – убежденно говорит сестра. – Только бездари играют самих себя. А что им остается делать, ведь они больше никого не смогут сыграть. Однажды я услышала от Завадского: «Будьте собой!» Дело было на репетиции. Я села, закурила и сказала: «Вот, я стала собой. Что дальше?» Он так и не нашелся, что мне ответить. Я докурила и снова вошла в образ. Быть собой проще простого, потому что для этого не нужно прилагать никаких усилий. Зачем тогда учиться? Чему тогда учиться?

– Но мне всегда казалось, что игра актера должна быть естественной… – говорю я.

– Игра! – восклицает сестра. – Именно что игра! Надо говорить не «будьте собой», а «играйте естественно»! В этом же вся суть! Зрители не должны видеть актера, они должны видеть образ, которы он создает! Знаешь, что такое идеальный актер? Это кукла без лица, раньше у крестьянских детей были такие тряпичные куклы. Режиссеры должны требовать от актеров, чтобы те никогда не смели быть собой!

– Тебе надо преподавать! – убежденно говорю я. – Почему ты не преподаешь?

– Могла бы, но не хочу, – отвечает сестра. – Не тот у меня характер, да и лишнего идиотизма не хочу. Хватит с меня и театрального. Ты думаешь, что преподавать так просто? Спроси у Ирины, сколько условностей окружает этот процесс, и поймешь, почему я не хочу преподавать.

1 ... 40 41 42 ... 55
Перейти на страницу:
Комментарии и отзывы (0) к книге "Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает - Изабелла Аллен-Фельдман"