Книга Большое волшебство - Элизабет Гилберт

Вот так все вышло. Но получилось у меня только потому, что я отвечала да каждой крошечной зацепке любопытства, какую замечала рядом с собой.

И это тоже Большое волшебство, вы же поняли.

Да, это Магия несколько спокойнее, медленнее, более приглушенная, но никаких сомнений – это все равно Большое волшебство.

Сейчас я постаралась научить вас доверять ей.

Весь смысл в том, чтобы сказать «да».

Это интересно

Среди творческих людей, особенно меня вдохновляющих, далеко не все до страсти увлечены своим делом, зато почти все любопытны.

Любопытство побуждает вас работать неуклонно и постоянно, а более пылкие эмоции приходят и уходят. Мне нравится Джойс Кэрол Оутс[15], которая пишет примерно по роману в день – и на совершенно разные темы, – потому что все эти, такие разные, вещи ей жутко интересны. Я восхищаюсь тем, что Джеймс Франко[16] хватается за любую работу (то за серьезную драму, то за дурашливую комедию), потому что он знает, что не обязан каждый фильм приносить ему Оскаров, и мне нравится, что в свободное от съемок время он успевает интересоваться изобразительным искусством, модой, наукой и еще пишет. (Удается ли ему достичь успехов во всем этом? А мне без разницы! Мне просто нравится, что парень делает что хочет.) Мне очень симпатично, что Брюс Спрингстин не только сочиняет пафосные песни, собирающие стадионы, а взял как-то и записал целый альбом на основе романа Джона Стейнбека. И мне нравится, что Пикассо возился с керамикой.

Я как-то слышала, как режиссер Майк Николс рассказывал о своей плодотворной кинокарьере. Он признался, что всегда всерьез интересовался собственными неудачами. Увидев один из провальных фильмов на каком-то ночном телеканале, он садится и смотрит до конца (хотя с удачными фильмами никогда так не делает). Он смотрит с любопытством, думая: «Интересно, почему же все-таки вот эта сцена не удалась…»

Ни стыда, ни отчаяния – только чувство, что проанализировать это очень интересно. Ну, вроде интересно же, почему одно получается, а другое никак? Порой мне кажется, что вся разница между творческой жизнью, полной самоедства, самоистязаний, и спокойной творческой жизнью укладывается в разницу между словом ужасно и словом любопытно.

Интересные результаты, как ни крути, это все те же ужасные результаты, только пафос и драматизм сильно снижены.

Мне вообще кажется, многие бросили творческую жизнь только потому, что боялись слова интересно. Пема Хедрен, мой любимый тренер по медитациям, как-то заметила, что люди бросают заниматься медитацией, когда начинается самое интересное. Другими словами, они бросают, когда перестает быть легко, а одновременно появляются боль, скука или перевозбуждение. Они соскакивают, как только замечают в своих мыслях нечто такое, что их пугает или делает больно. Соскакивают и потому пропускают прекрасную стадию, сумасбродную стадию, стадию преображения – ту стадию, когда ты отбрасываешь трудности и вступаешь в некую новую, неизведанную Вселенную в глубине самого себя.

И ведь может быть, что так происходит со всеми важными аспектами вашей жизни. За чем бы вы ни гнались, что бы ни искали, что бы ни создавали, будьте осторожны, не соскакивайте слишком рано. Мой добрый друг пастор Роб Белл предостерегает: «Не действуйте слишком поспешно, не пробегайте мимо опыта и обстоятельств, иначе они не успеют повлиять на вас и преобразить вас».

Так что не теряйте куража в тот самый момент, как дело перестает быть легким или приносить удовлетворение.

Потому в этот момент – что?

В этот момент начинается самое интересное.

Голодные призраки

У вас будут неудачи.

Полный отстой, даже говорить не хочется, но что делать, если это правда. В творчестве приходится рисковать, и никто не обещает успеха. Однажды я отказалась от почти уже законченной книги, потому что ничего не получалось. Я практически дописала ее, но книга правда никак не рождалась, и в конце концов я ее просто бросила. (Не знаю, почему у меня с ней не прокатило! Откуда мне знать? Я же не следователь и не судмедэксперт по преступлениям против книг! Заключения о причине смерти этой рукописи у меня нет. Просто не получилось – и все!)

В случае неудач я сильно огорчаюсь. У меня опускаются руки. Я начинаю ненавидеть и презирать себя – и других, конечно. Но в тот раз я научилась управляться с собственной досадой, не слишком углубляясь в смертоносные дебри стыда, ярости или апатии. А все потому, что тогда мне удалось понять, какая именно часть меня страдает при неудачах: мое самомнение.

Всего-навсего.

Чтобы было понятно: в принципе я ничего не имею против самолюбия и даже самомнения. У каждого из нас есть свое эго. (А кое у кого из нас, возможно, их даже два.) Всем нам необходим страх, чтобы выжить. Точно так же эго, ощущение своего я, нужно нам, чтобы очертить основные границы своей индивидуальности. Это позволяет нам осознать и заявить себя как личность, понять свои предпочтения, определиться со стремлениями и защищать свои границы. Проще говоря, ваше эго – это то, что делает вас тем, кто вы есть. Без него вы просто бесформенный пузырь. Поэтому социолог и писатель Марта Бек говорит про эго: «Не выходите без него из дома».

Но не позволяйте своему эго полностью перехватить бразды правления, иначе шоу очень быстро закончится. Ваше эго – отличный слуга, но омерзительный хозяин, потому что стремится оно только к одному: чтобы его тешили, тешили, тешили… А поскольку насытить это стремление невозможно, ваше самомнение будет страдать всегда. Если не держать его в узде, оно рано или поздно разъест вас изнутри. Бесконтрольное эго – это то, что буддисты называют «голодный призрак», ненасытный, вечно подвывающий от жажды и жадности.

В каком-то виде эта жажда есть у всех нас. У каждого глубоко в душе таится это безумное нечто, накормить которое полностью невозможно. Оно есть у меня, у вас, у каждого человека. Единственное мое спасение от него заключается вот в чем: я знаю, что состою не только из эго, у меня есть еще и душа. И – это я тоже знаю – моей душе неважны награды и неудачи. Моя душа руководствуется не мечтами о похвалах и не боязнью критики. Она и слов-то таких не знает. Моя душа, стоит только повернуться к ней лицом, открывает неизмеримо более широкие и увлекательные перспективы (так что предложения эго по сравнению с этим меркнут), потому что душа всегда жаждет лишь одного: чуда. А так как творческая жизнь для меня – самый верный путь к чуду, я ищу спасения в ней, и она питает мою душу и усмиряет голодного призрака, спасая таким образом меня от опаснейшего проявления меня же самой.