Книга Этим вечером я буду неотразима. Не все француженки парижанки - Лора Ватрен

Цыпочка и ее мужчины

Врожденная способность к обольщению?

Непревзойденные, неотразимые обольстительницы, которым эти качества либо передаются самой природой, либо достаются по наследству от матери, видимо, через плаценту… Если послушать наших американских подруг, то все француженки, по их мнению, являются королевами искусства соблазнения. И когда они говорят «француженки», они подразумевают «парижанки» (даже не представляя себе, что француженки живут и за пределами столицы). Весьма забавно было констатировать, что в английском языке выражение «femme fatale» (фатальная женщина), встречающееся в текстах во французском написании означает «неотразимая женщина». Обратившись к английской версии Википедии, мы обнаружили следующее определение «фатальной женщины» (или femmes fatales – во множественном числе): это искусная обольстительница, которая своим очарованием покоряет любовников и, возбуждая в них непреодолимое желание, часто компрометирует их, подвергая их жизни смертельной опасности. Вот такая, оказывается, у нас программа!

Разумеется, никого мы не компрометируем и не подвергаем смертельной опасности, но наши приятели Людовик, Мишель и Фред, не пропускающие ни одной юбки и приобретшие колоссальный опыт общения с женщинами многих национальностей и культурных слоев, подтверждают: «У парижанок есть шарм, в них есть некая изюминка, манкость, которых почти полностью лишены остальные женщины». Итак, дерзайте, девушки!

Такие дамы, как Помпадур и Дю-Барри, не могли не затронуть самых потаенных сторон нашей души, и всем нам в той или иной степени присущ инстинкт соблазнительниц. Все началось на переменах между уроками, и для нас это была игра, которой мы с удовольствием предавались, чтобы провести время. Первый официальный бой-френд появился у нас еще в яслях, а первый поцелуй с мальчиком (не в щечку, разумеется) датировался периодом поступления в детский сад.

Нас поощряли наши бабушки, до глубокой старости сохранившие кокетство, наши матери учили нас ходить и двигаться, держать осанку, комбинировать и сочетать шик и смелость, тайну и игру. И, кроме того, мы все взахлеб читали то, что сегодня считается нашим культурным атавизмом: книгу Пьера Амбруаза Франсуа Шодерло де Лакло[97] и произведения божественного маркиза Кребийона (сына). У нас нет никаких оснований предполагать, что все парижанки – куртизанки или что в каждой из них дремлет Саломея, потребовавшая голову Иоанна Крестителя. Но, если сравнивать нас с нашими заатлантическими соседками, мы вынуждены признать, что обладаем тем, что они называют french touch (или французское прикосновение), особенностью, которой они в этот раз присвоили название на родном языке и которая, разумеется, заключается не только в физическом касании. Вынуждены признать, что мы отнюдь не почиваем на лаврах, что белье в наших шкафах – это не только шелк с кружевами и изысканные чулки, хотя мы не будем отрицать, что нам нравятся рекламные щиты торговой марки Aubade, производящей белье, и изображенные на них «уроки соблазнения» красавиц с изящными изгибами тел. И мы не собираемся опровергать фразу шевалье де Грамона, сказавшего: «В устремленном на вас взгляде парижанки есть какая-то притягательная сила, которая приковывает ваше внимание».

Но что же, в таком случае, делать с лавровым венком на голове, если вы одиноки и не замужем? Поскольку использование наследия мадам Мертёй, легкомысленной красавицы, умеющей манипулировать мужчинами, и героини вышеуказанного романа, не всегда является решением ваших проблем. К тому же не все из нас являются последовательницами Помпадур, которая тайно вышла замуж за короля, пробыв столько лет его любовницей.

В то время как в Нью-Йорке личные взаимоотношения между мужчиной и девушкой расписаны, как по нотам (первая встреча, углубленное знакомство в ходе дейтинга и продолжение отношений, если между ними возникла симпатия), в Париже они развиваются по закону, который все просто обязаны знать и которому обязаны подчиниться: здесь играют в игру под названием «любовь и случай». И это не только простое кокетство или флирт. У всех такой вид, будто ничего не происходит. Все скромно, завуалировано, все подчинено приличиям. Не может быть и речи о том, чтобы даже в шутку сказать: «С ума сойти, какие у тебя глаза!» Париж – это больше не «Набережная туманов[98]», а наши парни больше не имеют ничего общего с Габеном. И право на обольщение и завоевание в эмоциональном смысле отныне считается некорректным.

Хотя флиртуют, выискивая подходящий вариант, в Париже постоянно, наподобие рыбаков, погружающих в реки сети в ожидании того, а что же в них попадется. Но флирт, как мы уже говорили, завуалирован. И как нам объяснил Оливье, наш симпатичный приятель за тридцать с хвостиком, с хищной, но обаятельной улыбкой, которого мы считаем настоящим экспертом в этих делах: «Парижанкам не свойственно открыто флиртовать, на них нельзя давить и наступать, применяя “тяжелую артиллерию”, нужно делать вид, будто тебя все это совсем не интересует». Видимо, это такая же интрига, как и с супругами Тюранж (да, к сожалению, мы уже в том возрасте, что помним историю с кораблем «Rainbow Warrior»!).[99]

В наши дни французская военная разведка не чинила бы никаких препятствий, чтобы на самом деле поженить супругов Тюранж. Она даже предоставила бы им возможность легализовать, тем или иным способом, свои отношения. Хотя следует отметить, что половина французских браков заканчиваются разводом. У современных сказок иной сюжет: их герои заключают контракт, рожают детей (иногда в обратном порядке), расстаются, завязывают новые отношения, женятся, каждый на своем партнере, снова заводят детей и т. д.

У француженок сегодня большой выбор: можно выйти замуж, заключить контракт, не оформляя отношений, просто сожительствовать или встречаться с другом и его приятелями, организуя, например, пикники на природе. А можно устроить свадьбу, которая будет большим событием для всей семьи, с белым подвенечным платьем (или в любом другом наряде), церемонией в мэрии и церкви, шампанским в честь новобрачных, последующим ужином и свадебным путешествием. И в который раз проводится демаркационная линия между востоком Парижа с его иммигрантскими кварталами и его западной частью. Гюго, двадцатисемилетний молодой человек из хорошей семьи, проживающей на западе столицы, закончивший самый престижный публичный лицей Парижа Жансон-де-Сайи, говорит: «Большинство из наших родителей отличались непредсказуемостью: они женились, разводились, сожительствовали, расставались, в то время как представители моего поколения поступают совсем наоборот. Среди моих соучеников по лицею почти все женаты на протяжении трех-четырех лет».