Книга Иди сюда, парень! - Тамерлан Тадтаев

– Все это так, – вздохнул Сапог. – Но они какие-то невезучие.

– Как это?

– Ну не сидится им в окопах, высовываются, и эти су́чки в белых колготках косят их.

– Какие еще сучки?

– Биатлонистки из Прибалтики.

– А в наших они не стреляют?

– Стреляют, конечно, но мы-то сидим тихо.

Стоявшие безмолвно на пирсе рыбаки зашевелились – кажется, у них пошел клев.

– Как можно вообще есть эту рыбу? – изумляется Сапог и засовывает палец в нос.

– Ну, захотелось ребятам свежатины, – говорю.

– Ты хоть знаешь, чем питается эта свежатина?

– Чем?

– Трупами, – изрекает Сапог и, отколупнув в ноздре козюлю размером с пулю калибра 7,62, катает ее между большим и указательным пальцами. – Под водой до хрена трупов.

После этого мы замолкаем, и я опускаю свою многострадальную задницу на мокрый после дождя грязный пляж Нового Афона. Кто-то из великих сказал, что на море можно смотреть вечно, и оно не надоест. По мне, довольно глупое заявление, ведь в вечности есть вещи поважней, но часок-другой я могу пялиться на то, как виноцветное море с пеной во рту шлифует гальку на пляже. Мысли мои тоже плещутся – возле загорелых стройных ног Хиблы, дочери базарной торговки. В прошлый раз я и Сапог поехали в Гудауту на рынок за водкой, и там среди дурно одетых, пахнущих потом безобразных теток я заметил красивую девушку с золотыми волосами и глазами цвета морской волны. Она стояла рядом со своей одетой во все черное мамашей, которая, несмотря на сухой закон, торговала спиртным из-под прилавка. Мать девушки, пронюхав, зачем мы пришли, сказала, что у нее водка высший сорт. Сапог предложил ей за пять бутылок какую-то смехотворную сумму. Ведьмы, то бишь тетки вокруг, засмеялись.

– Откуда ты такой веселый? – сверкнула золотыми зубами мать красотки.

– Тили-тили, трали-вали, вы откуда – из Цхинвали… – запел Сапог, кривляясь, к вящему удовольствию базарных теток.

Мамаша заметила, как я смотрю на ее дочку, и накинулась на меня:

– А ты чего пялишься?

– Понравилась, – сиплю, а сам не свожу глаз с зардевшейся девушки.

– Ты женат?

– Нет.

– Тогда забирай Хиблу с собой в Цхинвали.

– Вы шутите?

– Какие там шутки, у вас война кончилась, а здесь смотри что творится.

Взволнованный, я забыл, в каком кармане были рубли, а в каком доллары, и потными руками начал выворачивать их. Свернутые в трубочку баксы выпали из штанины – видать, из трусов, куда я их иногда прятал. Торговки так и уставились на мои бабки, а Сапог подобрал деньги и с усмешкой протянул мне замаранные кровью толстой кишки бумажки. Рубли, конечно, тут же нашлись, и я заплатил за три бутылки водки. Четвертую торговка отдала мне, как своему будущему зятю, бесплатно и шепнула, чтобы я был поосторожней с деньгами и не очень доверял своему другу, у которого глаза убийцы. Ну рассмешила, ей-богу, рассмешила. Да у Сапога взгляд как у побитого пса-бедолаги, просто иногда он напускает на себя вид волкодава, а так он совершенно безобидный. Фью-фью, поди сюда, Сапог, я тебя поглажу.

Возвратившись на базу, я рассказал Худому Бакке о Хибле. Тот, конечно, обрадовался и сказал, чтобы я не тянул с женитьбой и поскорей увез девчонку домой, в Цхинвал. Я пообещал и, счастливый, нажрался до полной отключки. С того дня и начались попойки. Худой Бакке так тот вообще не вставал с койки, и когда обретал дар речи, что было редко, просился домой. Но как уехать домой, не обстреляв из нового пулемета вражеские позиции? Нет, так не годится, брат. Надо хотя бы недельку-другую посидеть в окопах под пулями этих сук в белых колготках и уже потом с чистой совестью валить в Сочи. Сапог нам тоже не чужой, ты спроси у него, прав я или нет? Бакке, дружище, не наступай мне на больную мозоль, Хибла тоже поедет с нами, если, конечно, ее мамаша не передумала отдать за меня, за такого пьяницу, свою дочь. Черт, опять кровь из задницы, проклятый геморрой!

В общем, я утешал Худого Бакке как мог, то есть наливал ему для храбрости, а когда нечего было пить, мы с Сапогом на попутках добирались в Гудауту на рынок, к моей будущей теще. В тот раз у нее закончился товар, и она велела Хибле сходить за ним домой. «Ты бы проводил ее, – сказала мне мать Хиблы, – а то мало ли, у нее куча поклонников-головорезов».

На всякий случай я одолжил у Сапога лимонку и пошел с Хиблой рядом. Конечно, мне не хотелось связываться с головорезами, но уж если дойдет до дела, самому дьяволу не посоветовал бы встрять между мной и дочерью базарной торговки. Я крутил на пальце гранату и грозно посматривал по сторонам, однако женихов не заметил, зато видел, как тип с автоматом шарахнулся от нас в сторону, а идущий навстречу пожилой мужчина спрятался за мохнатой пальмой. В конце пустынной улицы я осмелился взять Хиблу за руку, и она крепко сжала мою…

Один из рыбаков на пирсе вытащил из моря бледную, как лицо мертвеца, рыбу, снял с крючка и торжествующе поднял над головой. Сапог как будто этого и ждал: быстренько скинул форму и побежал купаться. Мне тоже хотелось окунуться в морские волны, но вода была еще холодная, а я боялся простудиться. Со стороны турбазы послышались крики и выстрелы, прервавшиеся автоматными очередями. Потом тишина, и снова очереди. Вдруг я увидел Худого Бакке, который, пошатываясь, приближался ко мне. Это, наверно, его подстрелили, подумал я в ужасе, кидаясь навстречу.

– С тобой все в порядке?! – крикнул я.

– А что со мной может случиться? – сказал он, закуривая. – Наши вернулись из Сочи, зажигают.

Сапог вылез из моря и отжимал свои позорные трусы.

– Вовремя, – усмехнулся он. – Завтра как раз наша очередь валить на позиции.

– А за командира кто будет? – спросил я.

– Урод, который обыграл меня в карты.

– Он что, шулер?

– Если бы только шулер, – Сапог перешел на шепот. – Он убийца, на нем столько трупов наших ребят! Как вы думаете, почему этот козел сбежал из Цхинвала? Потому что натворил там делов. Теперь за ним охота, и он, дурак, думает, что здесь можно лечь на дно. Как бы не так. Слушайте, вы мне сразу понравились, с вами можно иметь дело. Хорошо, я скажу, зачем сюда приехал: за ним. Мне обещали пять тысяч баксов за его голову. Поделюсь с вами, если поможете… По полторы тысячи долларов на брата, а на оставшиеся пятьсот купим шлюх в сауне и оттянемся. Как вам мое предложение?

Ну, пошел заливать, подумал я и зевнул Сапогу прямо в его веснушчатую рожу. Обычно об этой своей миссии он рассказывал, когда нажирался, но теперь-то парень был трезв. Или у него началась белая горячка? Теперь возись с ним, придурком. Худой Бакке тоже как будто не слушал, о чем говорил Сапог, и, вынув из кармана деньги, попросил нас съездить в Гудауту за водкой – дескать, отметим встречу с ребятами.

Уже было далеко за полночь, а мы с Сапогом все еще сидели за столом в номере нового командира, развалившегося на диване в семейных трусах. Это был смуглый здоровенный парень двадцати с чем-то лет, строящий из себя крестного отца. Он все подливал мне, как будто хотел напоить, хотя сам пил не меньше, но почему-то не пьянел. Ребята почти все уже разбрелись по номерам спать, я тоже поднялся.