Книга Сад камней - Яна Темиз

Тот дом Татьяна убрала сама, потом договорилась с женщиной из ближайшей деревни, которая не гнушалась черной работы, а с женой Байрама прекратила всякие отношения, кроме ежедневных приветствий.

– Я бы сама сказала, что убралась, но с какой стати? Они про меня и знать не должны, понял? Скажи: открыл дом проветрить, везде пыль, позвал жену, она убралась, ясно? Я же не могу там пыль… положить, – Татьяна развела руками, изображая за неимением слов то, что надо было проделать с пылью, – вот так, ты понял? Потому что… если в доме долго никого, то там… вот так ровно… пыль везде!

– Да! – радостно, видимо, поняв наконец, в чем дело, выкрикнул Байрам и задержал восхищенный взгляд на ее плечах. – Понял, пыль! Вы умная, Танья-ханым!

А то. В университете училась, не тебе чета. Борька вон… и тот! Признал все-таки ее правоту. Хоть не сразу, на свой лад: типа сам дошел, своим умом – ну да, как же, можно подумать! Со своим умом он, кроме горя от этого самого ума, ничего не видел. Правда, придумал-то он хорошо, ничего не скажешь, ей самой бы ни за что… и затрат, в сущности, никаких – дом у них, считай, даром, машина своя, сиди здесь хоть целый год, если Николай согласится.

Может, с Машей поговорить? Нет, не стоит, пожалуй: Николай не Борис, жена в его дела не вникает, советов ее он и слушать не станет… нет, Борька сам все придумал, завтра за ним в аэропорт поедет, может, по дороге и поговорит.

– Я жене скажу, – не совсем уверенно произнес Байрам, словно предвидя какие-то осложнения.

– Ты ей, вообще-то, что говорил? Она знает, сколько ты на этом заработал?

– Нет… женщины… наши женщины, Танья-ханым, они в дела никогда… а деньги… я мастерскую открыть хочу.

Понятно. Значит, жена его тех денег не видела, и говорить ей он про свою заначку не хочет. И как вывернуться, не знает.

– Скажи, женщину из деревни позвал, не будут же они проверять! Убрано, и ладно.

– Да! – снова оживился Байрам. – Умная ты, Танья-ханым, я же говорю!

Да уж поумнее тебя. Байрам говорил ей то «вы», то «ты», Татьяне было все равно, но мешало и без того непростому пониманию его простоватой, грамматически неправильной речи, как-то сбивало с толку, выбрал бы уж что-нибудь одно.

– Только вот убийство это…

Слово «убийство» Татьяна узнала только сегодня. Раньше оно ей не попадалось, хотя слово «смерть» иногда мелькало в ее многочисленных разговорах о домах. Сегодня же полицейские столько раз повторяли незнакомое слово на все лады, что Татьяна, сразу попросившая разрешения принести свой словарь, раз уж нет переводчика, поинтересовалась его значением.

– А что – убийство?

– Ты же очень умная, Танья-ханым. Должна понимать. Убийство – большая проблема.

– Это не наша проблема, Байрам, это полиция должна…

– Правильно. Полиция уже. А я что скажу? Ты, Танья-ханым, там ходила, я видел. Никто другой не ходил. Полиция спрашивает: кого ты видел? А я…

– Где ты меня видел?! Я в это время с мальчиком в бассейне была, меня там все видели! Хочешь сказать, я эту женщину?..

Как сказать «убила», Татьяна не знала. Наверно, от слова «убийство» можно образовать глагол, но дикое предположение Байрама обрушилось настолько неожиданно, что подавило даже мысль о любых словообразовательных экспериментах.

Татьяна обошлась жестом.

– Я, что ли, ее… вот так?! Ты вообще понимаешь, что говоришь?! Я в бассейне была!

– Танья-ханым, ты из бассейна уходила, я видел. Мальчика оставила и побежала. Потом обратно прибежала, красная вся… и дышала так… полиция меня спрашивает, я молчу пока… ты, Танья-ханым, мой друг, и Байрам твой друг…

Ты мой друг и я твой друг… по-русски еще хорошо бы: встаньте, дети, встаньте в круг!

– Так ты меня где видел?

– Ты из бассейна уходила, я видел.

Кажется, мы окончательно перешли на «ты».

– И куда я пошла?

– Ты сама знаешь, куда пошла. И я знаю. Полиция меня спрашивает…

– Понятно.

Все понятно, милый мой друг. Ничего ты не видел, иначе бы сюда не притащился. Но сказать полиции можешь, что тебе вздумается. Из бассейна я уходила, видите ли… ну, уходила, Мишке не два года, детский бассейн глубиной как лужа, народу там полно – что бы с ним случилось? Ничего и не случилось! А что в это время убийство произошло… так я тут при чем?

– Ты какую мастерскую открываешь?

– Мебельную. Ну, еще двери-окна будем делать… – Байрам замолчал, видимо, только сейчас оценив глубину и истинный смысл вопроса. – Танья-ханым…

– Танья-ханым умная женщина, да?

– Очень-очень умная.

– Только я ведь деньги-то теперь вернуть должна. За другой дом заплатить. А попали мы так по твоей вине, да? А свою часть ты взял… нет, подожди! Кто мне сказал, что хозяева не приедут? Что дом все лето пустует? Кто? Я сама туда людей заселила? Или мне кто-то ключи принес? Ты отвечай, что молчишь?

– Они сами сказали… а я тебе сказал, а ты сказала… я подумал: правильно, Танья-ханым умная женщина…

Заладил свое: умная женщина!

– Так кто виноват во всем этом, а? Я? Ты мне позвонил, ты с хозяевами говорил… ладно, с этим все устроилось, только я ничего не заработала, да? Теперь ты хочешь с меня еще денег, так? Мастерскую открыть? А если я начальству твоему кооперативному все расскажу, а? Что ты меня обманул, хозяев обманул, что ты мне ключи дал, а?

Черт, вот бы все это – да по-русски! Как же трудно и дать волю эмоциям, и сдерживать часть из них, и вести свою игру, да так, чтобы обязательно выиграть, – и при этом с трудом подбирать слова! Такие слова, чтобы этот кавказец все понял.

Мысленно она всегда называла сторожа кавказцем: в самом начале их знакомства он рассказал ей, что он черкес по национальности и что его дед и бабка перебрались в Турцию в двадцатые годы, когда после окончательного распада Османской империи, войны за независимость, образования Турецкой Республики и Советского Союза начались долгие и мучительные переселения народов. Греки, турки, курды, армяне, евреи, все балканские и кавказские народности, довольно мирно, несмотря на бытующие мифы, сосуществовавшие в принимающей всех империи, вдруг почувствовали страсть к самоопределению и жизни исключительно среди себе подобных – и по крови, и по вере. Мусульмане с Балкан, с Крита, из Греции и со всего Кавказа стекались под крыло новой республики, христиане разбегались на освобождавшиеся места – сколько трагедий, смертей, тягот переселения, сколько слез, неразберихи и беззакония… впрочем, все это рассказал Борис, невежественный Байрам с обязательным образованием в пять классов искренне считал себя выходцем из Советской России, а следовательно, чуть ли не братом Татьяне.

«Лицо кавказской национальности! Даже сюда понаехали!» – смеялись они с Борисом, которого Татьяна считала нужным подкармливать по вечерам чем-нибудь занятно-интеллектуальным – дать возможность поведать ей историю Турции, например. А то еще заскучает, бросит тут все, и останется она без шофера и бесплатного помощника.