Книга Страна коров - Эдриан Джоунз Пирсон

– Дерзкое предложение, по-моему…

– Таким оно и было. Но Смиткоут был против каждого пункта. А когда она выдвинула свои предложения, он уперся. Она принялась на них настаивать – он начал сопротивляться. Она побудила прогрессивную фракцию комиссии взбунтоваться – он склонил реакционную фракцию стоять насмерть. Как Клейбёрн в Арканзасе[14]. Она делала выпад – он парировал. Она запрещала – он отменял. Через некоторое время ни одна сторона уже не могла встречаться с другой, если в комнате также не присутствовали их адвокаты. И в итоге наша дама наконец сдалась. Все ее добрые намерения пропали втуне. Для нее это было чересчур. А кроме того, неуклонно надвигался приезд аккредитационной комиссии, к которому ей по-прежнему следовало подготовиться…

– Ехали аккредиторы?

– Да. На самом деле они уже прибыли и ждали на автобусной остановке, чтобы их кто-нибудь оттуда забрал.

– На солнце?

– Точно. С планшетами.

– Но я думал, что она все это организует? Разве не она сама должна была их оттуда забрать?

– О нет! С чего бы это входило в обязанности координатора спецпроектов? Особенно – с ее образованием и опытом! Нет, там случилось недопонимание между Фелчем и его коллегой из инспекции, тем, которому повезло с местом у окна…

– Забавно, что вы упомянули аккредитацию, потому что я только что сегодня днем дочитал наш самостоятельный отчет. Это был ужас!

– Но она в этом не виновата. Она лишь собирала этот отчет, а не писала его. Писать сами черновики было поручено заведующим кафедрами по разным дисциплинам, и они должны были сдать ей материалы еще за несколько месяцев до этого. Но они этого не смогли. Или не захотели. Некоторые вообще что бы то ни было делать отказались. А те, кто хоть что-то сделал, – не постарались. Стоукс, как обычно, раздул количество коров, которых осеменил. Бухгалтерия не сумела объяснить, сколько на самом деле стоит эксплуатация бассейна олимпийских габаритов (который кое-какие преподаватели уже прозвали «Акватическим комплексом Альбатроса»![15]). Комиссия по технологии разрывалась между внедрением новых электрических пишущих машинок и своею верностью старым ручным. И был еще Сэм Миддлтон, учитель английского и специалист по средневековой поэзии, который всячески оттягивал написание своего раздела из соображений личных, профессиональных и эстетических. «Это извращение языка», – сказал он ей как-то раз, а много месяцев спустя, когда наконец сдал ей нечто, оказалось, что это не достоверный отчет для аккредитации, а трактат в стихах, который на одном уровне вроде бы прославлял успехи кафедры английской филологии, а на другом (и гораздо более мрачном) – оплакивал подрыв академических свобод и растление языка поэзии. Прозаического повествования к нему не прилагалось, поэтому за неимением лучшего ей пришлось включить в отчет то, что есть. Окончательное произведение глубокой прозой не было, Чарли, но и в этом нет ее вины. Что бы она могла сделать тут иначе? Она выжала все, что смогла, из того, что ей предоставили для работы…

– Нет, глубоким произведение уж точно не стало. Но я теперь понимаю, как это могло оказаться и не совсем ее рук делом…

– …Меж тем все это происходило, покуда она старалась преодолеть множество противоречий в собственной личной жизни. Бедняжка. Колледж не согласился принимать во внимание ни ее собак, ни ее аллергии, ни ее дилемму незамужней женщины средних лет, уже отчаявшейся отыскать перспективного замечательного партнера в сельской местности, где большинство людей завязывает первые брачные узы уже к двадцати годам…

– Послушайте, Гуэн… Я все жду кульминации. Как все это соотносится с доктором Фелчем? Почему его следует охолостить?

– Потому что из-за него она вчинила иск.

– За что? Я все равно не понимаю. Какой иск? И я до сих пор не сообразил, какое отношение ко всему этому имеет бассейн… и почему во всем виноват Расти Стоукс!..

– Проще простого. Когда эта в высшей степени достойная женщина попросила у Фелча прибавку, он ответил «нет». Вообще-то он сказал: «Черта с два!» А когда она попросила назвать причину, он отказался. Она пригрозила обратиться через его голову – он ответил, что над его головой никакой другой головы нет – как будто он какое-то божество, – а если б даже и была, денег все равно не хватит. Тогда она отказалась принять эти объяснения («Вам придется мне показать!» – настаивала она), он объявил стоимость содержания бассейна, куда вливались все наличные ресурсы, поэтому на что-то другое просто ничего не оставалось – особенно на свеженанятого координатора особых проектов, которому только предстояло внести хоть какую-то значимую лепту в работу колледжа. Чарли, на том бы, вероятно, все и завершилось. Однако после всего этого он сделал еще кое-что, и вот оно уже стало совершенно непростительным…

– Все происходило у него в кабинете?

– Да.

– Рядом с плевательницей?

– Нет, плевательница возникла позже. Видите ли, он не только отказал ей в прибавке, которую она заслуживала, предложив совершить ей половой акт, но и раскрыв перед нею дверь своего кабинета, чтобы ее выпроводить, и когда она уже проходила в двери, он… он протянул руку и похлопал ее по попе. По попе, Чарли! Как распасовщик ведущего блокирующего игрока после успешной защиты линии ворот. Ее, женщину с личными характеристиками помощника министра войны и торговли, на минуточку. А когда в ответ она отпрянула, – в конце концов, никто в Лиге наций никогда не разыгрывал мяч вне игры! – он лишь рассмеялся и напомнил ей, что бассейн – олимпийских габаритов, а также предложил ей сходить и хорошенько там поплавать. И после этого рассмеялся еще раз и закрыл за нею дверь.

– А потом?

– Ну и потом она вчинила ему иск.

– Так быстро?

– Не успела дверь закрыться.

– За что? Домогательства? Гендерную предвзятость? Обманутые ожидания?

– Нет, все догадки, как одна, хороши…

– За что же тогда?

– Она подала на него в суд за запугивание на рабочем месте и профессиональный стресс.

– А?

– Как ни парадоксально, за грань ее подтолкнул отнюдь не хлопок по попе – она выросла в семье с несколькими братьями. И не низкая заработная плата. И не то, что ее завлекли на задворки академического мира ложными обещаньями. И даже не пыль, что подспудно копилась у нее в кабинете с каждым проходящим днем. Вообще говоря, ничто из вышеперечисленного не подтолкнуло ее к столь негативной реакции на ее работу в Коровьем Мыке…