Книга Дело Логинова - Дмитрий Яровой

Я вернулся в Киев в июне и тут же на зависть коллегам получил солидную прибавку к жалованью – как прошедший иностранную стажировку.

Ректор полностью вжился в роль «отца отечественного образования». Поток детей элиты, желающих иметь ИПАМовский диплом, не иссякал (хотя мою идею проводить конкурс мокрых футболок для девочек и литрбол для мальчиков приемная комиссия не одобрила), а потому Смагин догнал и перегнал покойного Деда по степени известности и влияния, был вхож в самые высокие кабинеты и даже начал получать ордена и почетные звания. Всего спустя полтора года после избрания он стал член-корром НАН и советником Министра образования по вопросам развития.

Мой Фонд тоже рос и развивался, вместе с ним росло и развивалось мое пузо. Не знаю отчего – «от солидности» или от увеличения печени, но я прибавил в весе. Денег у нас развелось достаточно (хотя их не бывает слишком много, ясен корень). Помимо спонсорских поступлений и денег Вадима Васильевича, счета пополнялись ручейком от продажи «излишнего» имущества Генералу и его партнерам.

Поделившись с кем следовало, мы толкнули налево недостроенный спорткомплекс (бассейн, стадион, крытый каток – полный фарш) вместе с земелькой. Глава Фонда, то есть я, послушно ставил подписи там, где показывали Долинский и Инна, Вадим встречался с нужными людьми и выбивал получал их согласие, а Леша внимательно мониторил нашу ситуацию. Если адвокат замечал что-то неладное – кто-то из нас подымал телефонную трубку, звонил Генералу, и неладное пропадало само собой.

Моей любимой комбинацией, о которой когда-нибудь напишут в учебниках по аферам, стало правильное использование одной полузабытой типографии, которую мы по настоянию Долинского приобрели за сущие копейки и повесили на одну из подставных фирм «Грифона». Едва Смагин успел удивиться таким инвестициям своего советника, как Кабмин издал простенькое незаметное постановление на двух страничках, обязавшее все высшие учебные заведения страны печатать у нас дипломы, аттестаты доцентов и профессоров и все прочие остальные документы строгой отчетности, связанные с образованием. Инвестиции отбились в первый же сезон, да с такой маржой, что довольная сытая улыбка не сходила с лица ректора еще месяц.

По итогам этих мероприятий уже очень скоро семья Вадима Васильевича обзавелась загородным домом, Леша вырыл на даче бассейн, Илья с Инной отремонтировали квартиру, тесть купил себе черный «Кадиллак», да и я наконец обзавелся новенькой моделью «Ауди» и провел месяц на Бали (с Таней, разумеется).

Лишь Долинский, хитрый лис, не потратил ни копейки из того, что поимел – а поимел едва ли не больше всех, поскольку именно благодаря нашему сумрачному финансовому гению все сделки проходили без сучка и задоринки, незаметно для общественности и органов контроля. Мало того – с милостивого позволения Смагина он начал играть с деньгами, постоянно приумножая наше состояние на понятных одному ему махинациях операциях. Скоро денежкам господина Смагина пошел счет на миллионы, а Долинский с Инной выбивались из сил, проводя все нужные операции.

Завершив самые крупные дела (что заняло у нас больше года) мы замедлили маховик и перешли к спокойной системной работе. Основной доход приносило «издательское дело», а вдобавок мы потихоньку списывали «испорченное» оружие с военной кафедры и прочее ненужное имущество вроде снегоуборочной техники. Еще, правда, был затеян непрекращающийся ремонт подвала, проведен успешный тендер на обслуживание столовой, несколько распиленных европейских грантов, с которыми нам помогли друзья из Минобразования, но это все больше по мелочам…

Благодать!

Илья по-прежнему руководил «Грифон-сервисом», хотя доходы от легального бизнеса были несравнимы с тем, что мы имели от сотрудничества с Вадимом Васильевичем и его покровителями. Илья несколько грустил, что Инна, будучи «простым бухгалтером» Фонда, ворочает гораздо большими средствами, но не комплексовал по этому поводу – на семейном достатке и семейном счастье Виноградовых такое распределение сил не сказывалось.

Сам Вадим продолжал толкать наркотики. К чести сказать, он не делал этого на территории Института. Если же кто-то из его протеже и промышлял в наших стенах, клиентами были исключительно иностранные студенты – заботился о генофонде, шельмец. Еще он теперь крышевал, помимо «подсобного помещения» «Горячей точки», несколько других элитных борделей.

В общем, идиллия продолжалась. Даже КГБ больше не кусал в гневе локти, потому что наш Фонд исправно выполнял свою уставную задачу – мы отдавали на его любимую благотворительность крупные средства. По крайней мере, все были уверены, что «святоша» умиротворен.

По Уставу ИПАМ, даже будучи ректором, Смагин не был освобожден от преподавательской работы. Более того, он формально числился на кафедре госуправления, где его начальником, как и моим, была Джихад.

Так уж вышло, что и меня, и тестя порядком подразозлил Лосев – обремененный многочисленным семейством немолодой преподаватель, читавший в паре с Настей анализ данных и моделирование ситуаций.

Осенью того года, когда мне стукнуло тридцать, Лосев напросился на аудиенцию и принялся качать права – требовал отправить сына с астмой в санаторий и вообще, подкинуть денежек на лечение. Мы, разумеется, дали, поскольку ИПАМ не оставляет своих сотрудников в беде – зато я лишился поездки на Октоберфест и впал в уныние. Затем, на Новый год, Лосев снова попросил денег, аргументируя это тем, что младшему надо лечиться дальше. Мы ответили положительно (минус новый костюм ручной работы и Танина сумочка). А в феврале проситель выбил из нас третий транш – прощайте, рыцарский меч и медвежья шкура в гостиную!

Так дальше продолжаться не могло, поскольку, судя по наглым глазам Лосева, он рассчитывал и на четвертую выплату, а это уже могло породить опасную тенденцию вымогательства в коллективе. Тем более что по нашим данным его сын не страдал от астмы так сильно, как это расписывали, а вот одеваться скромный препод стал значительно лучше, да и лицо его приобрело лоснящийся видок, как от переедания.

Нужно было принимать воспитательные меры, и лучшим поводом для этого стало мартовское заседание кафедры, где Лосев представлял проект новой учебной программы по своим дисциплинам.

– Недолго музыка играла – недолго фраер танцевал, – сказал мне Смагин перед дверью кафедры за минуту до заседания. – Я ему сегодня устрою аутодафе.

Этими словами он меня сильно взволновал, и почти все заседание я грыз ногти, надеясь, что он забудет или пошутил. Но вот уже под занавес, после формальной просьбы Джихад «утвердить программы следующих курсов», Смагин артистично откашлялся и поднял руку.

– Позволите мне прокомментировать? – не то попросил, не то потребовал он.

Джихад растерянно кивнула, недопонимая глубины проблемы. А я сжался и замер, осознавая, что сейчас «лыхо буде».

Во-первых, тесть уже неделю не принимал валиум (в нашей аптеке случился перебой с поставками), а значит, он далек от состояния нирваны, о чем свидетельствовало злобное сияние его прекрасных синих глаз. Во-вторых, он не стал просить меня наехать на Лосева (это было бы закономерно, поскольку именно я и страдал от попрошайничества), а сделал это сам – значит, разгром будет окончательным и бесповоротным. В-третьих, несчастный старик уже допустил несколько промахов по службе, и наверняка Смагин сейчас припомнит ему все.