Книга С риском для жизни - Сергей Майдуков

– Помню, – произнес он хрипло.

– Так вот, – продолжала Тамара, – лак на олиных ногтях облез, но опять же абсолютно одинаково. Никаких изменений, что на первом ролике, что на последнем. И это лишний раз подтверждает догадку.

– Но это значит, это значит… – Игорь выпрямился во весь рост. – Они ее убили, так получается? Наснимали видео и…

Он снова сглотнул.

– Да, – тихо, почти шепотом произнесла Тамара. – Родители не заметили этого, потому что слишком поглощены горем. Они смотрели на дочь во все глаза, но деталей не видели.

– И что теперь делать?

– Звонить Шарко.

– Почему так срочно?

– А ты не понимаешь?

Игорь нахмурился. Интуитивно он понимал, что Тамара права, но сама мысль все еще не сформировалась в мозгу. Неужели она соображает быстрее и лучше него? А еще говорят о превосходстве мужского интеллекта над женским.

– Нет, – признался Игорь. – Не понимаю.

– Шарко раздавит все это змеиное гнездо разом, – сказала Тамара. – Ему не придется возиться с Болосовыми, потом убеждать полицейских арестовать Тиграна и его сообщников. Узнав, что его дочь мертва, Шарко поднимет всю свою прокурорскую рать. С бандой будет покончено.

«А я буду находиться в самой гуще событий, – продолжила она мысленно. – И настрочу такой репортаж, что его перепечатают все СМИ. Может быть, даже телесюжет снимут. В этом случае известность мне обеспечена. И тогда прощай, Артемов…».

Она посмотрела на Игоря взглядом хозяйки, решающей, что из вещей взять с собой в дорогу, а что оставить.

– Звони, – решил он после короткого раздумья. – Молодец, Тамара. И глаз острый, и ум…

– За комплимент благодарить не буду, – предупредила она, – потому что это чистая правда.

Дозвонившись в приемную прокуратуры, она представилась и потребовала срочно связать ее с Шарко.

– Да, он знает, – сказала она в мобильник. – Нет, он не может быть занят, когда я звоню. Просто передайте ему, что я на линии и что дело не терпит отлагательств… – Во время паузы Тамара успела расстегнуть пальто, потому что в натопленной комнате сделалось жарковато. – Алло? – быстро произнесла она. – Николай Федорович? Это я, Тамара. У меня для вас новости. Скорее всего, плохие, но очень срочные…

Игорь напряженно слушал все, что она говорила в телефон. Потом вопросительно качнул головой:

– Как он?

– Был убит, – ответила Тамара. – Но уже воскрес. И жаждет мести. Я пообещала, что мы передадим Болосовых в его распоряжение. Думаю, их ожидает допрос третьей степени. Это когда…

– Знаю, – сказал Игорь, припомнивший не слишком приятный эпизод из собственной биографии.

– Короче говоря, нам вытягивать из них правду не придется. Арестуем супругов и дело с концом. Ты рад?

– Поживем – увидим. Я в своей жизни часто радовался. Как правило, это заканчивалось разочарованием.

– А я часто разочаровывалась, – призналась Тамара. – А потом радовалась этому.

Игорь посмотрел на нее с интересом. Она умела удивлять. Как, впрочем, умела многое, очень многое другое.

II

Закончив разговор, Шарко уронил руку с мобильником на стол. Звонок застал его за подписанием постановлений, поэтому вторая рука по-прежнему сжимала ручку. Шарко попытался разжать пальцы и не смог. Ни на одной руке, ни на другой. Они мертвой хваткой вцепились в предметы, словно это были те самые соломинки для утопающего.

Шарко действительно чувствовал себя утопающим. Провалившимся в полынью, которая неожиданно разверзлась под ногами. Грудь сдавил ледяной обруч, дыхание остановилось. «Я умираю, – подумал он. – Оленька, Оля! Я иду к тебе».

Но прошла минута, другая, третья, а он все так же сидел за столом, бессмысленно сжимая телефон и ручку. Держава и скипетр.

Последняя мысль помогла преодолеть ступор. Шарко разжал руки, уронив оба предмета на стол. Он встал и, держась за спинку кресла, придвинулся к сейфу. Две порции коньяка, одна за другой, были влиты в пищевод, постепенно разогревая замороженное нутро.

– Оленька, – произнес Шарко, падая в кресло.

Должно быть, громко произнес. Потому что в кабинет заглянула секретарша.

– Звали, Николай Федорович?

– Нет, – сказал он, глядя не на нее, а в стол.

– Что-нибудь нужно?

– Да, Настя. Нужно. Я хочу, чтобы ты закрыла дверь с той стороны и скрылась с глаз моих. Понятно, Настя? Убирайся! Пошла вон!

Шарко швырнул в секретаршу хрустальную пепельницу, но та оказалась чересчур тяжелой для ослабевшей руки. Упала на ковер и покатилась к стене, сверкая ребристыми боками. Колесо судьбы. Оля как-то рассказывала Шарко о сансаре, карме и прочих восточных премудростях.

– Настя! – крикнул он в закрытую дверь.

Секретарша тут же возникла снова, с перекосившейся прической и перекошенным лицом.

– Ты веришь в переселение душ? – спросил Шарко.

– Что? – пролепетала несчастная Анастасия Добродеева.

– Переселение душ. Ну, реинкарнация, жизнь после смерти и прочая хрень.

– Извините, Николай Федорович…

– Смелее, Настя, ты не в суде, ничего тебе не будет.

– Как-то не очень, Николай Федорович.

– Вот и я тоже, – устало проговорил Шарко. – Ладно, иди. И чайку мне принеси, с этим… сама знаешь. Двойную порцию.

– Чаю двойную? – решила уточнить секретарша, катастрофически поглупевшая за эти несколько минут.

– Напитку – двойную.

– Ка… какого напитку? Я… я не совсем…

– Коньяку, дура! – заорал Шарко. – Коньяку налей побольше. В чай. Не наоборот. Хотя все равно. Иди, иди. – Он как бы провернул в воздухе рукоятку невидимой мясорубки. – И свяжи меня… Нет, я сам.

Оставшись один, он набрал номер командира ОМОНа:

– Петрович? Узнал? За тобой должок, помнишь? Точно. Пора платить. Поднимай хлопцев, а сам – ко мне, срочно. Банду брать будем.

В ожидании полковника Звягинцева Шарко дважды открывал сейф, но, не прикоснувшись к заветным бутылочкам, вновь захлопывал дверцу. Ограничился чайком, принесенным секретаршей. Алкоголь боль не снял, но приглушил до такой степени, что можно было дышать и смотреть в окружающий мир без слез. «Уже легче, – говорил себе Шарко. – Уже легче. Уже легче».

Это было как заклинание. Мантра. Оля как-то пыталась научить его простеньким фразам типа «ом мани падме хум», но без толку. Он не верил во всю эту муть. Тогда нет. А теперь?

«Теперь надо, – сказал он себе. – Потому что только эта вера делает Оленьку живой. Стану буддистом, каббалистом, кришнаитом, кем угодно стану. И буду верить. Слышишь меня, доченька? Я верю! Ты где-то там… или здесь… не знаю… запутался совсем…»