Книга Лицо под вуалью - Рут Ренделл

Дверь открылась: на пороге стояла Дороти.

– Вы опять приехали? Сына здесь нет.

Бёрден помнил, как Вексфорд сказал, что эту женщину трудно ассоциировать с этикой, с какими-то нравственными устоями. Он также чувствовал еще кое-что, хотя не считал себя достаточно чувствительным, чтобы это ощутить: холод, который она излучала. Трудно было поверить, что у нее нормальная температура тела, теплая кровь. И думая обо всем этом, пока эти мысли быстро проносились у него в голове, когда он стоял на пороге, инспектор также почувствовал, как ему не хочется прикасаться к ней, словно ее живая плоть должна вызывать ощущение трупного окоченения.

Сама же хозяйка дома, наверное, подумала, что он вздрогнул из-за холодного воздуха.

– Мы хотели бы побеседовать с вами, миссис Сандерс, – сказал Майкл.

– Тогда закройте дверь, иначе в дом проникнет туман. – Она говорила о тумане, будто это была некая стихия или привидение, вечно выжидающее случая пробраться внутрь.

Ее лицо покрывал густой слой белой пудры, губы были накрашены восковой красной помадой, а голова туго повязана шарфом с коричневым узором, так что волос совсем не было видно. Одета она была в свой любимый коричневый цвет: джемпер и юбку, полосатые колготки и желтовато-коричневые туфли на плоской подошве. Следуя за ней в гостиную, Бёрден заметил, какая она худая и прямая, с узкими бедрами и плоской спиной, и ощутил почти шок, когда увидел ее отражение впереди в большом зеркале в раме из красного дерева – жилистую шею и глубокие морщины на лбу. В доме оказалось холодно, и что бы Дороти ни говорила о том, что нельзя впускать туман, он, кажется, уже проник туда. Влажный холод прикоснулся к коже Майкла, и единственное тепло в комнате сосредоточилось на пространстве нескольких футов вокруг горящих углей. Полицейский бросил взгляд на пустую каминную полку из темно-серого в искрах мрамора, а потом – на комод и горку из довольно темного, тусклого дерева; их поверхности тоже были пусты.

– Можно мне сесть? – спросил инспектор, и хозяйка кивнула. – Ваш сын работал садовником у некой мисс Макфейл, жившей в Форест-парк, по-моему. Он тогда учился в университете?

Женщина уловила в его голосе неодобрение, которого он не собирался туда вкладывать.

– Он был уже взрослым. Мужчины должны работать. Я не могла его содержать, а полученный им грант не покрывал всех расходов.

– Миссис Робсон работала помощницей по дому у мисс Макфейл, – просто произнес Бёрден.

Эти слова еще не успели вылететь у него изо рта, как он понял, что Додо Сандерс собирается опять это сделать. Она снова собиралась продемонстрировать непонимание, услышав имя Робсон. Робсон? Кто такая миссис Робсон? А, та женщина, которую убили, тело которой я нашла, та самая… О, да, конечно! Она ничего этого не произнесла вслух, но выразила это своим видом и кивнула, когда собеседник напомнил ей, кто это, будто вспомнила с запозданием.

– Он ее не знал, – сказала она своим ровным, механическим голосом робота.

– Если вы ее не знали и не знали, что она там работала, как вы можете это утверждать?

Дороти ничем не показала, поняла ли, что выдала себя и своего сына.

– Она работала в доме, а он в саду – вы так сказали. Она не ходила в сад, а он не ходил в дом. Зачем ему было туда ходить? Это был большой сад.

Бёрден оставил эту тему и после длинной паузы сказал:

– Вы когда-нибудь сдавали комнаты наверху вашего дома?

Он задал этот вопрос, потому что мысль о мебели на верхнем этаже интриговала его, почти завораживала. Он помнил, как Диана Петтит говорила о куче разной мебели, мешавшей им во время обыска.

– Почему вы спрашиваете? – С инспектором опять заговорил робот, чей механический голос произносил слова с одинаковым нажимом.

– Откровенно говоря, миссис Сандерс, внизу ваш дом почти не обставлен мебелью, но тесно заставлен ею наверху – так я понял, по крайней мере.

– Я приглашаю вас посмотреть на верхний этаж, если вы хотите. – Женщина употребила любезный оборот речи, но произнесла его вовсе не любезно. Так волк из сказки о Красной Шапочке мог сказать, что зубы у него для того, чтобы лучше ее съесть. А потом голубоватые, выпуклые веки хозяйки еще раз опустились, голова запрокинулась, и Додо Сандерс произнесла:

– Вот едет мой сын.

Свет фар «Метро», въезжающего в ворота, пробежал по потолку и вниз по стенам. Женщина больше не разговаривала – казалось, она прислушивалась, напрягала слух, чтобы что-то услышать. С улицы донесся отдаленный стук захлопнувшейся деревянной двери, а потом – скрип задвигаемого засова, и хозяйка заметно расслабилась, слегка согнувшись в талии. Ключ Клиффорда повернулся в замке, и за ним послышался звук энергично вытираемых ног молодого человека. Он, должно быть, догадался, увидев машину Майкла, что инспектор здесь, и не торопился: даже дверь парень открыл очень медленно. Войдя в комнату, он посмотрел на Бёрдена и Дэвидсона, но ничем не дал понять, что узнал их. Ничего не сказав, прошел к единственному незанятому стулу, двигаясь, как человек, находящийся под гипнозом.

Но перед тем, как Сандерс сел, его мать сделала поразительную вещь. Она произнесла имя Клиффорда – только его имя, и тогда он медленно повернулся и посмотрел в ее сторону, а она склонила голову набок и подставила ему щеку. Молодой человек подошел к ней, наклонился и послушно поцеловал напудренную белую кожу.

– Мы можем поговорить, Клифф? – Бёрден поймал себя на том, что произнес это с ненужной сердечностью, как он мог бы обратиться к мальчику лет десяти, который испуган и нуждается в ободрении. – Я бы хотел поговорить с тобой о мисс Макфейл. Но сначала мы пойдем наверх и осмотрим чердак.

Голова Сандерса повернулась, и его взгляд на мгновение остановился на матери, а потом ушел в сторону. Это не был взгляд, спрашивающий разрешения, – скорее он выражал недоверие: неужели она может такое позволить и, очевидно, уже позволила? Додо Сандерс встала, и они пошли наверх – все вчетвером. Когда-то это был особняк фермера, поэтому первый пролет лестницы был красивым и широким, а второй, ведущий на чердак, узким и слишком крутым, чтобы подниматься, не держась за перила. Наверху Бёрден увидел вокруг себя много закрытых дверей, почувствовал запах холодной затхлости, запах неухоженности, и у него проснулись неприятные воспоминания о снах из прошлого: о тайнах и разных вещах, спрятанных на чердаках, о руке, выползающей из шкафа и улыбающейся голове без туловища. Однако инспектор не обладал таким богатым воображением, как Вексфорд. Он нащупал на стене выключатель, и зажглась тусклая лампочка. А потом он открыл первую дверь.

Мать и сын стояли у него за спиной, Дэвидсон – за ними. Комната была забита мебелью, картинами и разными предметами декора, но они не были расставлены в каком-то порядке. Все картины в рамах стояли у стен, фарфоровые вазы и книги лежали на сиденьях кресел, а подушки были свалены грудой в углу. Ни один предмет мебели не выглядел ценным и, уж конечно, не был антикварным или даже редким – все они датировались двадцатыми и тридцатыми годами, и лишь несколько предметов были старше и отличались изогнутыми ножками и бортиками. Внизу все было чистым, и любая оценка характера Додо Сандерс должна была включать ее качество хорошей домохозяйки, но здесь, наверху, никто не подметал и не вытирал пыль. Никто не тащил пылесос вверх по узкой лестнице, так что с потолка свисала паутина, которая копилась в углах, превратившись в ловушки, полные мух. Так как это была сельская местность, тихое место, куда не часто заезжали автомобили, пыль выглядела не густой и не рыхлой, но она там была: тонкий, мягкий слой присыпал все поверхности.