Книга Малиновая шарлотка - Олег Селиверстов

Она рассмеялась и еще раз потянулась. Ее тело изогнулось, а по мышцам пробежала волна удовольствия. Валентин уловил знакомый аромат восточных пряностей.

Они лежали на диване и досматривали фильм Бертолуччи про девушку-негритянку и музыканта-итальянца. Рядом на столике стояла почти пустая бутылка вина и тарелка с сыром.

– Это просто связано с моими женскими проблемами. Вот и все.

Диана плеснула в бокалы вина и протянула один Валентину.

– Непривычно так лежать в среду вечером дома, пить с тобой вино и смотреть телевизор.

Он взял бокал и заметил на пальцах новый маникюр. На каждом ноготке три маленьких цветочка с блесткой внутри. Как лилии на королевском гербе. «Интересно, она ездила в салон на площади?» – подумал он, и хотел спросить про раненого парня-парикмахера, но не успел.

– А ты бы хотел переспать с негритянкой? – неожиданно спросила Диана, вглядываясь в экран. – Говорят, у них сильный мускусный запах.

– Я не знаю, что такое мускусный запах, – признался Валентин, тоже обратив внимание на экран, где негритянка покусывала от избытка чувств полные губы.

– Я тоже не знаю, но мне кажется, он должен быть перечно-жгучий.

– А ты бы хотела? Черного мужчину?

– Черного – нет. Ты же знаешь мою мечту. Смуглый араб. Или лучше мулат, – шутливо произнесла Диана.

У Валентина перехватило дыхание, и он поспешил сделать глоток вина. Терпкий вкус обжег горло.

– Или мавр, как Отелло, – продолжала шутить Диана. – Я, кстати, знаю, почему Дездемона полюбила его.

– И почему? – выдавил Валентин.

– Ей очень нравился шоколад!

– Этого у Шекспира нет.

– Ну и что, что нет. Он просто забыл об этом написать.

– Тогда вообще шоколада еще не было.

– Подожди, – перебила его Диана, показывая пальцем на экран. – Смотри, как темные руки гладят белую кожу. Красиво, правда? – Она повернула к нему голову, прищурив глаза. – Ты мне так и не ответил: хотел бы ты иметь вот такую – черную женщину?

– Нет. Я люблю только тебя.

– Я же не сказала, что хочу полюбить смуглого парня, я только хотела бы почувствовать эти пальчики на своей коже.

– Диана, перестань, – Валентин насупился.

– …Только пальчики должны быть послушными. Очень послушными и не делать того, что им не велят. – Она изобразила возбуждающие поглаживания рук по талии и бедрам. – И не черными, а цвета молочного шоколада или, лучше кофе со сливками.

– Ты что, серьезно?..

Она сжала его ладони.

– Валентин, ты же любишь меня?

– Да.

– Сильно-сильно?

– Да.

– Почему же ты тогда хочешь, чтобы я умерла несчастной, так и не попробовав смуглого мачо?

Он молчал.

– У тебя же тоже есть какая-нибудь сексуальная мечта? – Она обняла его и стала, шепча, игриво покусывать ушко. – Признавайся, признавайся быстро. Наверное, как пишут в журналах, мечтаешь о сексе с двумя женщинами сразу?

Валентин почувствовал стыд, вспомнив свой сон.

Диана легла головой ему на колени:

– Представляешь, море, ночь, шуршащий прибой и два тела – шоколадное и белое. Ты лежишь с закрытыми глазами. Волшебная сказка. Как реклама про «баунти». Но не переживай! Этого никогда не произойдет.

– Почему?

– Ты такой у меня все-таки наивный. Потому что – я тебя люблю, – Диана весело рассмеялась, сделала глоток вина и откусила сыр. – И потом, ну какая женщина расскажет своему мужчине о маленькой глупости на стороне. Я что, похожа на дуру? Мало ли что было и что будет! – шутя добавила она и отвернулась к экрану телевизора.

Валентин что-то пробурчал и начал старательно гладить ее длинные волосы, пытаясь унять тревожно забившееся сердце и думая о том, что после таких слов женщина обязательно должна тут же отдаться мужчине, чтобы тот ни на секунду не сомневался в ее чувствах к нему.

Но ничего было нельзя. Только гладить шелковистые пряди, ускользающие черными ручейками между пальцев.

Фильм закончился. В одной из последних сцен музыкант продал рояль, с грустью расставаясь с черно-белыми клавишами. Потом у них была единственная ночь любви, после чего утром приехал муж девушки-негритянки.

– Как ты думаешь, зачем мужчина, безумно жаждущий женщины, помогает ее мужу выйти из тюрьмы? – задумчиво произнесла Диана, когда на экране пошли титры. – При этом даже продает самое дорогое, единственно ценное для него в этой жизни?

Мысли Валентина были далеко, поэтому он только пожал плечами.

– Потому что для него, – Диана повернула к нему лицо, – любовь – это прежде всего отдача всего себя ради этой любви, а не захват женского тела в собственность.

Она порывисто встала и вытащила кассету из видеомагнитофона.

– Может быть… Но, как ты заметила, режиссер не поставил окончательную точку.

– Разве? А мне показалось наоборот. Даже слишком явную точку. Вспомни прощальный взгляд девушки. Она никогда больше не придет к музыканту! – ответила Диана, садясь рядом и держа в руках кассету. – Хотя – надежда умирает последней, а иногда живет даже дольше нас.

– А какая в фильме необычно трогательная музыка, – решил переменить тему Валентин и вдруг почувствовал, как Диана всхлипнула.

– Почему ты плачешь? – испуганно спросил он, увидев, что ее глаза вдруг наполнились слезами, а длинные ресницы стали похожими на мокрые крылья бабочки.

– Мама опять болеет.

Валентин почему-то вспомнил рассказ про «зЁбру».

– Помнишь, я тебе говорила, что она очень хотела, чтобы я выучилась играть на фортепьяно. А я, глупая и настырная, упиралась, капризничала. Не хотела учиться ни за что. Тогда она хитростью привела меня в магазин музыкальных инструментов. И ты представляешь, мне так понравились клавиши фортепиано. Ровные и блестящие. Черные и белые. И еще мне ужасно понравился крутящийся стул. Даже, наверное, больше, чем клавиши. Это все решило. Через два дня пианино стояло у нас дома, и я с удовольствием вертелась на стуле, нажимая на клавиши. Упругие и звонкие.

Диана вздохнула и тихо прошептала:

– Обними меня, пожалуйста, и никогда не бросай. Обещаешь?

– Обещаю.

Она положила ему голову на плечо. Он гладил ее руки, стараясь не проводить по запястью.

– Но я ведь так и не окончила музыкальную школу. Меня потянуло рисовать. Я была девочка увлекающаяся. Любопытная. Все хотелось попробовать. Хотя я и сейчас осталась такой же увлекающейся.

– А что будет, если ты сама захочешь от меня уйти? – постарался очень спокойно спросить Валентин, думая о ее «никогда не бросай».