Книга Не чужие люди - Рада Мурашко

Изабелла посмотрела недовольно, с явным трудом сдержав призыв выпрямиться и взять себя в руки, но все-таки промолчала, только осуждающе качнула головой и двинулась на кухню.

Валерия, почему-то стараясь ступать бесшумно, заглянула в гостиную, задумчиво присела на край кресла. У матери был идеальный порядок. Нигде ни одной лишней вещи, даже фарфоровые гномики и эльфы, призванные создавать уют и домашнюю атмосферу, выстроились каждый на своем месте, которое не меняется годами… Валерия с любопытством потянула дверцу шкафа — ну да, ровные стопочки белья, у каждого костюма своя вешалка. Только на балконе без всякой системы свалена куча ненужного хлама.

Валерия решительно толкнула стеклянную дверь — ей всего лишь хочется подышать свежим воздухом, и все! Нерешительно подошла к перилам, обернулась, бросая короткий невнимательный взгляд на гору старья. Вздохнула с облегчением, удержав готовый вот-вот сорваться нервный смех. Перед ней громоздились старые одеяла, подушки, несколько разломанных табуреток — и больше ничего!

Ночь вдруг отступила вместе со всеми невозможными догадками и подозрениями. Валерия смущенно оглянулась, радуясь, что не успела сказать ни слова и теперь может отступить незаметно, не вызывая закономерных обид и возмущений.

Какое-то даже не шестое — десятое чувство заставило, уже уходя, мимоходом потянуть на себя край раскинувшегося над остальной грудой вещей протертого до дыр шерстяного пледа. Она сама не поняла, зачем это сделала. Наверное, чтобы убедиться окончательно и в следующий раз не дать никаким кошмарам сбить себя с толку.

Легкая ткань бесшумно съехала на пол, открывая беспорядочный ворох тряпья. Сверху лежал плотный целлофановый пакет, слишком чистый, чтобы можно было предположить, будто он тут давно.

— Дежавю, — нервно хихикнула Валерия, вспомнив такой же пакет в собственной квартире, под Димкиным свитером…

Плюшевый медвежонок выпал под ноги, увлекаемый длинной шубой Деда Мороза, которую она потянула за рукав. Валерия резко отпрыгнула, передернулась, будто прикосновение игрушки могло ее убить…

— Мама… — она остановилась на пороге кухни, бессильно ухватившись одной рукой за дверной косяк и протягивая перед собой бездумно улыбающегося зверька. — А почему именно медведи?

Изабелла, продолжая что-то помешивать на сковородке, повернула голову, на секунду застыла, вздрогнула, но тут же взяла себя в руки и посмотрела на дочь с обычной непреклонностью.

— Сядь, Валерия.

— Мам, почему медведи?! — она с трудом удержала рвущийся наружу необъяснимый смех.

— Я думала о тебе, — с уверенностью сказала Изабелла Яковлевна, усаживаясь за стол и пристально глядя на дочь. — С тобой же бесполезно разговаривать, ты никогда ничего не слышишь. Ты должна была понять, что натворила со своей жизнью. Ты должна была его найти! Своего сына. Осознать, задуматься… Ты бы ни на что не решилась сама, тебе необходимо было помочь, напомнить о долге, об ответственности! Ты же не совсем пропащий человек, Лера, раз у тебя так и не хватило духу избавиться от всех улик…

— Он нашелся, — незнакомым, слишком глухим и неслышным голосом напомнила Валерия, не сомневаясь, что матери это уже известно. — И что?

— Ты должна была понять, — упрямо повторила Изабелла. — Конечно, теперь ничего не вернешь, но ты не можешь жить, как раньше! Еще не поздно все исправить, только забудь, наконец, про эти свои сомнительные связи, я же понимаю, что ты сама никогда бы так не сделала. У нас еще все будет хорошо! Ты сможешь усыновить ребеночка…

— Мам, почему медведи? — настойчиво повторила Валерия, чувствуя, что, если не остановить немедленно этот поток нелепостей, она заорет, или захохочет и уже никогда не сможет остановиться, или разнесет здесь все, чтобы осталась одна только пыль…

— Валерия, ты всегда цепляешься к ерунде! — повысила голос мать, стараясь вернуть ее внимание. — Дело не в этом! Ты опять не хочешь понять главное…

— А я знаю почему, — не слушая, задумчиво кивнула Валерия. — Потому что плюшевые медвежата — это уже не просто игрушка. Это символ. Символ детства… Идеального, глянцевого, безукоризненного, где девочки всегда носят пышные выглаженные платьица и банты на полголовы, занимаются танцами и иностранными языками, больше всего на свете любят помогать в работе по дому и с пеленок готовятся стать женой и матерью. Ты всегда хотела, чтобы я была такой, да? И чтобы такой оставалась до сих пор? Ты хотела игрушку… Вот такую вот, — она с усмешкой кивнула на медвежонка. — С вечной улыбкой, без своих желаний и настроений, всегда под рукой… Я должна была исполнять желания, а думала о себе… В этом все дело, правда? Я должна была всегда оставаться в этой квартире и после рабочего дня развлекать тебя разговорами о своих проблемах, должна была представлять тебе своих любовников и слушать, что они нам не годятся, сидеть на кухне с твоими приятельницами и делать вид, что меня не раздражают разговоры обо мне же в третьем лице, будто я… коллекционный экспонат? И Паша… мой ребенок здесь ни при чем, так? Просто ты решила, что, зная о нем, наконец-то сможешь мной управлять…

— Ты неблагодарная, Валерия, — уже без напора, с каким-то недоумением заметила мать. — Я всю жизнь думала только о тебе. Я жила с алкоголиком, пока тебе нужен был отец, я тебя выучила, я платила за твою квартиру! А теперь ты притащила меня сюда, заходишь иногда на пять минут, будто одолжение делаешь, и думаешь, что я должна радоваться твоим еженедельным подачкам?! Ты любишь только себя и…

— Да, — согласилась Валерия, выпустив из рук медвежонка и неуверенно пятясь в прихожую, к двери. — В этом и беда — тут мы с тобой одинаковые…

— Лера!..

Валерия выскочила из квартиры, резко захлопнула дверь, обрезая неумолкающий, настойчивый голос. Так, теперь идти… Как же хочется присесть куда-нибудь, пусть даже на затоптанные грязные ступеньки, и хотя бы пять минут не шевелиться и не думать. Но нельзя… Нельзя! Мать может выскочить вдогонку, и все начнется сначала…

Валерия медленно опустила ногу на ступеньку, перенесла вес… Так, теперь вторую… И еще, и дальше. Сколько же тут ступенек?.. Восемь, девять… Это совершенно невыносимо… Шестнадцать, семнадцать… А ведь, выйдя, тоже надо куда-то идти!.. Двадцать две, двадцать три… Надо было ехать с водителем… Двадцать семь… Или попросить Игната подождать… Тридцать… Нет, с Игнатом пришлось бы разговаривать… Вот и дверь!

Она зажмурилась, попятилась от набросившейся со всех сторон ослепляющей белизны, прислонилась к стене, отдыхая. Снег беспощадно сиял на солнце, и Валерия вздохнула с ужасом, представив, что ей сейчас придется брести куда-то под этим невыносимым светом.

— Лера! — Игнат выскочил из машины, метнулся через площадку — бегом, будто за ней можно было разглядеть что-то ужасное…

«Только молчи, прошу тебя, только молчи», — мысленно попросила Валерия. Хоть недолго, хоть пару минуточек, больше не надо. Она не может сейчас разговаривать.

Игнат глубоко вдохнул, собираясь что-то спросить, но в последний момент передумал, только торопливо не то обнял, не то подхватил под руки, помогая удержать равновесие.