Книга Там, где билось мое сердце - Себастьян Фолкс

Представительство Красного Креста располагалось в старом здании, в окна были видны доки. К главному крыльцу вела полукруглая мраморная лестница с балюстрадами и просторной лестничной площадкой, с которой ты сразу попадал в огромные комнаты, заставленные письменными столами и шкафами для документации. Атмосфера там была такой же, как в какой-нибудь чопорной школе для девочек. Прибавьте к этому перестук пишущих машинок, кипы плотной упаковочной бумаги и тихое жужжанье женских голосов.

Я ходил туда каждый день, предусмотрительно принося с собой гостинцы из американских пайков, которые доставляли в Неаполь, где я в первый день отпуска свел дружбу с мастером-сержантом Старком. Жевательная резинка, шоколад и фруктовые консервы обеспечивали мне часовое общение с Луизой, иногда в компании с другими девушками. Больше всего они радовались шелковым чулкам, даже их где-то ухитрялся добывать мой приятель.

Обычно я сидел на скамейке напротив той огромной комнаты, где работала Луиза. Сквозь окно, выходящее на лестничную площадку, я мог за ней наблюдать: как она что-то складывает и перекладывает, прежде чем уйти на ланч. Обычно мы спускались к стене со стороны бухты, усаживались на широкий парапет. У меня было немного белого хлеба; ей из посылок, приходящих в Красный Крест, раз в неделю полагалась банка ветчины. Мы несколько дней этим перекусывали, запивая скромные «сэндвичи» пивом или бутылкой воды из кафе. Чем ближе мы друг друга узнавали, тем полнее и осмысленнее становились наши разговоры. Но стоило мне придвинуться ближе или положить ладонь на ее руку, Луиза вся напрягалась или находила предлог, чтобы подняться.

Однажды я пришел намного раньше условленных тринадцати часов и расположился на скамейке в крытой галерее в глубине внутреннего дворика. На ступеньке лесенки, ведущей во дворик, дремал пес охотничьей породы, пойнтер-кросс. Крупный экземпляр, но судя по нечетким палевым и бежевым метинам на шкуре по и большим лапам, это был еще щенок. Из боковой дверцы вышли три женщины, остановились поиграть с псом. Одной из этих трех была Луиза. Она опустилась рядом с пойнтером на корточки, тот вильнул хвостом. Но этого Луизе было мало, она заставила пса подняться, теребя висячие уши, вплотную приблизила лицо к его морде, ласково что-то приговаривая на генуэзском диалекте. Пес в ответ стал нежно прихватывать зубами ее уши, жмурясь от удовольствия.

Погладив на прощанье поджарую щенячью спину, Луиза поднялась и быстрым шагом пересекла дворик, нагоняя сотрудниц; ее туфельки на плоской подошве едва касались пыльных плит, словно она не шла, а летела. Заинтригованный только что увиденной сценой, я поспешил к лесенке, спустился и пошел за женщинами, держась на порядочной дистанции. Они вошли в какое-то помещение, похожее на школьное. Действительно тут шли когда-то занятия или его просто разделили перегородками на классы и наставили парты? Я так и не понял. Заглянул в окно: Луиза, стоя у доски, что-то рассказывала дюжине вольнослушательниц. На доске она начертила мелом какую-то диаграмму: возможно, схему доставки посылок с продовольствием, вещами и медикаментами или систему их распределения. Левая кисть выразительно двигалась, подчеркивая самые важные детали, лоб морщился от усердия. Черные волосы были зачесаны назад и прихвачены надо лбом красной лентой. Семинар длился не больше пятнадцати минут. Когда Луиза и ее спутницы вышли, я юркнул за колонну. Глянул на часы: оставалось всего несколько минут до часа дня.

Было немного совестно, однако я продолжил слежку. Вот они поднялись на лестничную площадку и у входа в главную комнату, поделенную на несколько рабочих зон, разошлись в разные стороны. Луиза вернулась за свой стол, а я сел на свою «скамейку ожидания». Луиза сняла телефонную трубку и долго спорила с каким-то армейским чинушей, все сильнее хмурясь. Потом взмахнула рукой и, коротко рассмеявшись, бросила трубку. К ней подошла какая-то молоденькая сотрудница, ее я прежде не видел, Луиза стала пересказывать ей телефонный разговор, изображая то себя, то непрошибаемого чиновника. В пылу негодования она даже стиснула запястье слушательницы. Потом взглянула на часы, на парапет со стороны набережной, и ладошка ее вспорхнула к губам. Она достала из сумочки пудреницу, посмотрелась в зеркало, потом снова стиснула запястье приятельницы и чмокнула ее в щеку, прежде чем идти ко мне. Я смотрел на это все и думал: чем же мне заслужить подобное доверие?

Когда я добрался до этого момента, на острове Перейры уже перевалило за полдень. И как раз на этом моменте я хотел свой рассказ закончить.

– Весьма тонко с вашей стороны, – заметил Перейра. – Опустить занавес на этом месте.

– Не было ничего такого, над чем нужно его опускать.

– Аперитив?

В библиотеке стоял кувшин, наполовину наполненный напитком и подтаявшим льдом. Его хватило на два старинных винных бокала.

– Доктор Хендрикс, вы позволите дать вам один совет?

Перейра был в бежевом хлопковом пиджаке и в рубашке с расстегнутым воротником, который открывал дряблую шею с двумя обвисшими складками по бокам адамова яблока.

Расстраивать старика не хотелось.

– Слушаю вас внимательно.

– Я бы на вашем месте, вернувшись в Англию, отыскал старого командира. Полковника Вариана.

Я даже не сразу осмыслил это, на мой взгляд, беспардонное предложение.

– Если бы я даже захотел это сделать, надо было действовать раньше, гораздо раньше.

– Вас приглашали на встречи ветеранов?

– Разумеется. Но я никогда на них не ходил. Война кончилась, и я мечтал о ней забыть. Потому что не понимал ее. Хотел внушить себе, что ее вовсе и не было. Целиком посвятил себя профессии, избавлению больных от страданий. Я выбрал гражданскую стезю и не желал, чтобы кто-то напоминал мне о военной жизни.

Повисла пауза. Видимо, я высказал свои доводы чересчур яростно.

– Думаю, вас на этих встречах очень ждали, – заговорил Перейра. – Я имею в виду как одного из «надежной пятерки».

– А я всегда думал, что тех, с кем хотелось бы встретиться, там точно не будет. Ужинать в компании офицеров как-то не тянуло. Хотелось увидеть не командиров, а например, Билла Шентона или капрала Стори, Дылду нашего. Ну и других ребят из третьего взвода.

– Не жалеете теперь, что не ходили на эти посиделки?

– Страшно жалею, – признался я, допив коктейль. – Я ведь надеялся, что все пережитое на войне можно будет спокойно отринуть. Был уверен, что в мирной жизни запросто заведу других друзей. Это будут люди, не искалеченные ужасами войны, не испорченные ее жестокостью. Не понимал тогда, что таких друзей мне уже не встретить. Никогда. А когда понял, было слишком поздно.

Перейра кивнул.

– Возможно, он вам поможет. Полковник Вариан.

– Поможет что?

– Разобраться. Восстановить цепочку событий.

– Вы это сказали совсем как психотерапевт.

– Уточняю: он, возможно, расскажет вам, что же произошло. Думаю, вы поняли, о чем я. Ну что, последуете моему совету? Порадуете старого зануду?