Книга Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние - Юлиан Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здорово, – сказал Росляков. – Еще раз, пожалуйста.
– Какой хитрый, – улыбнулась Алена, – я только раз могу.
– Ну извините…
– Что?
– Ну, извините, говорю… Это такая присказка у моего товарища есть.
– Только, пожалуйста, не начинайте мне рассказывать про своего товарища. Почему-то все всегда рассказывают про своих друзей и знакомых и никто не хочет говорить про себя.
– Про себя – нескромно.
– Это только так кажется. И потом, если себя хвалить, то, конечно, нескромно. Я вот себя ненавижу и поэтому всегда о себе говорю. Вы себя любите?
– Люблю.
– Вы счастливый. А что вы делаете?
– Пью коньяк.
– Нет, а вообще?
– А вообще учусь.
– Где?
– В педагогическом.
– Почему я вас там не видала?
– Я на заочном.
– На каком курсе?
– На последнем.
– Интересно?
– Очень…
– Счастливый человек… Вас как уменьшительно зовут?
– Валя…
– Среднее имя. Не мужское и не женское.
– Ну все-таки мужское.
– Вы обиделись?
– Ужасно.
– А почему вы ко мне пришли?
– Потому что мне захотелось к вам прийти.
– Пейте коньяк.
– Я уже.
– Пейте еще.
– Хорошо.
– Ну, так почему же вы пришли ко мне? Для того, чтобы говорить со мной, слушать музыку и смотреть альбомы?
– Хотя бы.
– Вы все врете.
– Может быть. Но если я вру, тогда вы уже совсем пьяная.
– Нет еще. Когда я стану пьяной, вы начнете раздевать меня.
– Обязательно?
– А зачем вы тогда приходили?
– Что это вы злая такая?
– Разозлили…
– Кто?
– Люди.
– Я лучше уйду, наверное?
– Почему?
– Да так. Чтоб больше не злить.
Он поднялся и пошел к двери. Отпер ее. Хотел выйти, но Алена взяла его за руку и сказала:
– Я просто дрянь, не обращайте на меня внимания.
– Ты дрянь? – улыбнулся он, обернувшись. – Ты просто дуреха…
Она кивнула головой. А потом ткнулась лицом ему в грудь, и плечи ее затряслись. Росляков стал гладить ее по плечам и по голове.
– Ну, не надо, – говорил он, – не надо, дурачок. Это все ерунда, не надо так плакать, не стоит…
– Стоит, – сказала она, – стоит, потому что я за все плачу. Сейчас, я скоро перестану, только ты не уходи.
– А я и не собираюсь.
Она посмотрела на него сквозь слезы и жалко, по-детски улыбнулась…
Ночью Садчикова разбудил телефонный звонок.
– Прости меня, – сказал комиссар, – тут один любопытный сигнал поступил.
– Еду.
– Погоди, разбежался… Такси сейчас не найдешь. Шофера пришлю.
– Я спущусь. На улице подожду…
– Дождь. Погоди, он подымется за тобой.
– М-михайлыч?
– Он самый…
Садчиков положил трубку, оделся, стараясь не шуметь, и пошел на кухню. Зажег конфорку, поставил чайник и начал делать бутерброды – себе и Михайлычу. Масло в холодильнике было до того смерзшееся, что не резалось, а крошилось желтыми ажурными стружками.
…Михайлыч всегда стучал в дверь. Он понимал, что звонок ночью переполошит всех в квартире, поэтому стучал условным, известным всем в управлении стуком – три раза быстро, а четвертый долго и гулко.
– М-михайлыч? – тихо спросил Садчиков.
– Михайлыч, – ответил тот.
Садчиков отпер дверь и сказал:
– З-заходи, старина.
– Да ничего, – ответил Михайлыч, входя.
– Пошли чайку попьем.
– Да не стоит.
– Л-ладно, ладно, будет кокетничать…
– Хорошая из меня кокетка.
– С с-сединой куда как л-лучше. Сейчас, говорят, с-седые мужчины в моду вошли.
– Седина в голову, бес в ребро.
– Р-ребра перебиты, какой там, к ч-черту, бес… Ешь б-бутерброды.
– Да ничего…
– Л-ладно, наваливайся, сам, наверное, только чаем и питался ночью.
– Почему чаем? Сухарь грыз.
– Пусть м-мышь сухарь грызет, ч-человеку сливочное масло надобно.
– Это истина, это вы очень верно подметили.
Садчиков засмеялся и стал наливать чай – дымный и пахучий – в большие красные чашки.
Комиссар пригласил Садчикова садиться и, поглаживая себя по животу, сказал:
– Мне сейчас анекдот смешной рассказали.
– А вот интересно, кто анекдоты выдумывает? – спросил Садчиков.
– Люди, – ответил комиссар, – кто ж еще?
– Не иначе как писатели.
– Журналисты скорее, я думаю.
– П-почему журналисты?
– А у них времени больше. Писатели трудяги, спину гнут, а журналист – он просвет имеет. Да и потом парни они веселые и по бритве – вроде нас – ходят. А когда веселье, тогда и анекдоты рождаются.
– П-похоже, – сказал Садчиков, – очень может быть. Или веселье, или злость. Похоже.
– «Похоже», – передразнил комиссар. – Что я тебе, Алейников? Похоже на фотографии выходит, а я тебе мысль излагаю самостоятельную, ни на что не похожую, мил душа…
– Ну-ну, извините, – сказал Садчиков по привычке и сразу же понял, как не к месту сказал он эту свою шутливую фразу.
Комиссар внимательно посмотрел на него, хмыкнул и ответил:
– Да нет, ничего…
И оба они враз засмеялись, весело глядя друг на друга.
– Слушай, – сказал комиссар, – ты думаешь, что с Сударем все?
– Д-думаю, нет.
– Почему?
– Потому что вы м-меня про это спрашиваете.
– Умный, черт.
– А к-как же иначе?
– Иначе нельзя.
– В том-то и дело.
– Ну шутки побоку. Парень к нам позвонил, футболист. Александр Пашков, с покойным Ганкиным в одном доме живет. Так он за полчаса перед убийством шофера там старичка видел какого-то. Старичок его заметил и отпрянул от окошка, а это значит – умный старичок. В электричке он ехал с футболистом, до Тарасовки, понимаешь, ехал… Вот штука какая… Проездной билет контролеру предъявлял. Как тебе это понравится?
