Книга Оберег волхвов - Александра Девиль

Евпраксия тоже похвалила работу Феофана. Художник и дальше рад был бы стоять рядом с женщинами, обсуждать рисунки и украдкой ловить взгляд Надежды. Но времени у него не оставалось. Григорий сверху уже принялся кричать, что грунт высыхает и, если Феофан будет расписывать свою часть фрески второпях, то может испортить картину, а тогда потребуется замена грунта.

Посетительницы попрощались и собрались уходить. Возле алтаря Анна еще раз невольно задержала взгляд на фигуре Дмитрия Солунского. Евпраксия вдруг тоже остановилась и, обращаясь к Надежде, спросила:

— Не кажется ли тебе, что этот святой воин напоминает Дмитрия Клинца?

Анна вздрогнула, а Надежда окинула изображение внимательным взором живописца и спокойно ответила:

— Сходство есть. Фигура, глаза… Но и различий немало. Вот смотри: у святого воина лицо пошире, губы потоньше, а волосы намного светлей, чем у Клинца. И еще руки у купца Дмитрия крупнее.

Анна молчала, стараясь скрыть, что ее интересует этот разговор, но потом вдруг не выдержала и обратилась к Надежде:

— А ты, наверное, хорошо знаешь купца, рассмотрела как следует.

Евпраксия поспешила увести девушек из собора и уже на улице, когда вокруг не было посторонних ушей, сказала:

— Вот что, сударыни мои. Хочу, чтобы не было меж вами недомолвок. Тем паче когда речь идет о деле довольно опасном, в котором вы обе замешаны.

Девушки с удивлением взглянули на свою наставницу, а она продолжала:

— Вы обе, каждая по-своему, помогли Дмитрию Клинцу бежать от княжеского гнева. И о вашем участии никто не должен знать. Сейчас же поклянитесь, что не выдадите тайну его побега, но друг дружке будете доверять.

— Боярышня… Сударыня Анна… — Глаза Надежды от удивления расширились. — Неужели ты помогла купцу бежать? А я думала, что ты его ненавидишь, ведь он тебя… оскорбил.

— Он не ведал, что творит, — сказала Евпраксия.

— Я должна была его спасти, — заявила Анна. — Если бы он пострадал, на мне была бы часть вины. А ты, Надежда… ты тоже ему помогала?

— Не я, а мой отец. Дмитрий и его друзья укрывались в нашей избе до вечера, а потом выехали из города. Ну а мы с матерью их кормили, собирали в дорогу. Вот и вся моя помощь.

Они прошли немного вперед, возвращаясь к Андреевскому монастырю. И вдруг Надежда приостановилась и спросила Анну:

— Значит, ты видела этого купца? И он тебя видел?

— Да, — ответила боярышня, не глядя на собеседницу.

— И что же? — продолжала допытываться Надежда с неожиданным любопытством. — Он повинился перед тобой за оскорбление?

— Да.

Односложные ответы боярышни не располагали к дальнейшей беседе на эту тему, и Надежда замолчала.

Евпраксия повторила свое требование о сохранении тайны, и девушки, теперь уже понимая, о чем речь, поклялись.

У стен монастыря гончаровна распрощалась со своими знатными спутницами и свернула в сторону Подола. Она шла, перебирая в уме все увиденное и услышанное. Сама не зная почему, Надежда вдруг почувствовала себя спокойной в отношении Глеба и Анны. Что-то подсказывало ей, как глупа ее ревность к боярышне. И пожалуй, не разговоры Анны о будущем монашестве успокоили Надежду. Наоборот, гончаровне было искренне жаль представить монахиней такую красивую девушку…

И вдруг, уже перед самым поворотом к своей избе, она вспомнила слова Дмитрия: «Ей ничего не надо, кроме служения Богу»… Надежда даже вздрогнула. Девушке почудилось, будто она прикоснулась к чужой тайне и одновременно открыла нечто важное для себя.

Горя желанием поскорее подтвердить свою догадку, Надежда решила почаще наведываться в Андреевский монастырь. При монастыре была школа для девиц, основанная еще Анной Всеволодовной, но там обучались только знатные девушки. Вряд ли среди них нашлось бы место для дочери гончара. Но Надежда чувствовала, что боярышня Анна и Евпраксия Всеволодовна совсем не заносчивы и не придают большого значения знатности рода. Ведь разговаривали же они без всякой спеси и гордыни с ней, девушкой простого звания. Анна сама предложила Надежде обучить ее грамоте. Вот это и будет славный повод поближе узнать удивительную боярышню.

В тот же день Надежда объявила отцу, что собирается посещать монастырь и учиться там уму-разуму. Вышата был рад такому благочестию дочери и, вздыхая, еще раз попросил Бога избавить девушку от искушений лукавого.

Надежде не пришлось долго ждать удобного случая. В первый день учебы Анна, разложив перед своей ученицей специально вырезанные буквы, сказала:

— Вот, Надежда, эта азбука называется кириллицей. Ее придумали Кирилл и Мефодий — македонские болгары из города Солуня.

Надежда тут же вспомнила, где слышала это название, и спросила:

— Из того самого города, откуда родом и святой воин Дмитрий Солунский?

Анна кивнула, и щеки ее слегка порозовели.

— Я и раньше видела его изображение, — сказала Надежда, — но только вчера разглядела до мелочей. Это потому, что Евпраксия Всеволодовна заметила, как он похож на Дмитрия Клинца. Я, правда, этого Клинца всего-то раз видела, когда он в нашей избе скрывался. Мы с ним даже парой слов перемолвились. Он так странно говорил… Я девушка неученая и не могу понять, что скрывалось в его словах. Вот, например… Но я не мешаю тебе болтовней, госпожа?

— Ничего, продолжай, — сказала Анна, перебирая тонкими пальцами буквы и не глядя на собеседницу.

— Например, он сказал: «Я сегодня такой случай упустил, какой раз в жизни дается, да и то не каждому. Но, видно, это не моя судьба. Куда мне, вечному бродяге. Да и ей ничего не надо, кроме служения Богу». Еще он говорил о каких-то… миражах, видениях то есть, которые поманят, да и скроются. Ну, тут-то уж я и вовсе ничего не поняла.

Надежда посмотрела на Анну и даже запнулась от удивления: лицо боярышни пылало ярким румянцем, грудь вздымалась от взволнованного дыхания, глаза странно блестели.

— Что ж он хотел сказать, этот Клинец?.. — растерянно пробормотала Надежда. — Не знаю… Он был как будто не в себе. Мне кажется, ему вовсе не хотелось уезжать.

Анна призвала на помощь все свое самообладание, чтобы скрыть, как взволновал ее рассказ Надежды о странных словах Дмитрия. Ровным и спокойным голосом она стала объяснять ученице названия букв. Но гончаровна заметила, что боярышня без конца облизывает пересохшие губы и прячет взгляд, словно хочет скрыть от собеседницы выражение своих глаз.

После этого разговора Надежда еще яснее почувствовала некую причастность к чужой тайне. Она хотела было рассказать о своих наблюдениях Варваре, но потом передумала. Дочь корчмаря, хоть и была ее подругой, казалась слишком грубоватой и легкомысленной, чтобы доверять ей такие деликатные вещи. Но про себя Надежда долго размышляла об Анне и Дмитрии. Женское чутье подсказало ей, что между этими людьми пробежала какая-то искра. И почему-то Надежду очень радовало, что знатная боярышня, почти монахиня, может испытывать интерес к купцу-бродяге, сыну половчанки. И — подумать только! — он мог бы стать ее мужем, если бы не обман, которым окружили имя боярышни. Гончаровну радовало всякое предположение о браке людей неравных сословий. Это давало ей надежду на собственное счастье.