Книга Россия, подъем! Бунт Расстриги - Сергей Доренко

Я это препарировал с абсолютно холодной такой иронией, что выводило его еще сильней, он еще сильней кричал, страшно кричал! Старика было жалко. Надо сказать, что в какой-то момент ко мне пришел человек, который представился другом Евтушенкова, я не знаю, в какой-то степени это правда, а Евтушенков, как вы знаете, свояк Лужкова. И этот посланец сказал: «Лужков впадает в ступор с четверга, он ждет твоей программы в воскресенье, с четверга ничего не подписывает, его трясет. Давай нам верстку, чтобы мы старика готовили к удару, потому что иначе у него будет инфаркт». Я говорю: «Хорошо, нет проблем!» А то получается, что я как будто жестокий человек. «Хорошо, – говорю. – У меня во вторник летучка, я прямо материал летучки буду выкладывать на свой сайт – dorenko.net в форуме под ником «пулеметчик», и заголовок будет всегда один и тот же: «За синий платочек строчит пулеметчик». Вот это мои тексты, а автор – пулеметчик. Он сказал: «Давай». Я ему так и делал. Они ему носили мои тексты, то есть заранее писал для Лужкова, заранее писал верстку, все свои планы. Прямо в онлайне писал, и это может быть очень интересным – опыт онлайн-интернета в 99‑м году, обратите внимание. И значит, ребята все это видели, несли ему и говорили: «Вот, этот подонок в воскресенье скажет вот это». Старика успокаивали, старик успокаивался.

Телевизионная дуэль, надо сказать, однажды приводит к тому, что Первый канал побеждает НТВ. НТВ строго, жестко на стороне Лужкова и Примакова. Первый канал побеждает таким образом, что в конце октября Евгению Киселеву, главному телеаналитику НТВ, звонит Примаков, демонстративно в прямой эфир. Евгений Киселев очень рад, до этого он говорил с Кириенко, и он произносит: «Вот еще один бывший премьер-министр позвонил к нам в программу, сейчас напрямую к нам подключаем Евгения Максимовича Примакова». И в этот момент Евгений Максимович ему говорит, прямо Жене говорит в эфире: «Евгений Алексеевич, а вы видели сейчас программу Доренко?» А Женя отвечает: «Евгений Максимович, простите, но я не мог, я был в эфире». А Евгений Максимович Примаков говорит: «Да, но я вам сейчас расскажу». И начинает коротенько рассказывать мою программу. Вот, то и то он сказал, «у меня не было такой кровавой операции. Да, меня оперировали в Швейцарии, но у меня была не такая кровавая операция». Представьте себе эту ситуацию – в программу конкурента звонит бывший премьер страны и номер один по политическому влиянию в стране и пересказывает мою программу. Беспрецедентный успех. В каждой программе мы разбирали вопли, крики всевозможные против нас Лужкова и Примакова. И надо сказать, что если в начале сентября мы начинали с рейтинга президентского: Примаков – 32 %, Лужков – 16 %, я напоминаю, Путин – 1,5 %, а Ельцин – 0 %, то уже к концу этой телевизионной дуэли мы имеем: Путин – 36 %, было – 1,5 %, стало – 36 %. Примаков – было 32 %, становится где-то 12–16 %, вдвое меньше. Лужков был 16 %, становится 2 %. Лужков в 8 раз падает, а Ельцин как был 0 %, так и остался 0 %, но Ослон из ФОМа нам перестает ставить, прекращает его ставить в опросы, и его больше в опросах не видим. Путин с 1,5 % до 36 % вырастает за жалкие три месяца.

Но надо сказать, что дело не только в телевизионной дуэли. В этот момент идут боевые действия в Чечне, и это принципиально важно. Я расскажу о Чечне и расскажу, с глубоким сожалением, о взрыве дома в Рязани, о взрывах домов в сентябре в Москве. Я скажу вам о наших интервью, о наших встречах с Путиным. Каждые две недели был такой порядок. Порядок, потому что я сказал, что нам надо, хотя бы раз в две недели, встречаться, и надо сказать, что Путин в этом смысле очень точно понимал роль телевидения.

Был такой курьез, когда Дмитрий Козак подходит и говорит: «Сережа, Владимир Владимирович просит тебя полететь с ним в Ереван». Я говорю: «А что мне в Ереване-то делать, господи?» Я просил об интервью, и мне говорят: «Приезжай во Внуково-3, Путин приедет заранее, даст интервью, а потом полетит в Ереван». И вдруг Путин просит меня полететь с ним в Ереван. Я говорю: «Дим, а чего делать?» Дима Козак говорит: «Ну, пообедаете с ним, посидите 3,5 часа до Еревана, 3,5 часа назад. Посидите, поболтаете, он хочет с тобой пообщаться». И говорю такую вещь, которая сейчас кажется дикой, абсолютно дикой. Я говорю: «Дим, передай, что у меня в самолете ноги отекают. Я буду лететь 3,5 часа туда, у меня отекут ноги. А там выйду, вся делегация пойдет работать. А я чего буду? Слоняться по аэропорту, что ли? Либо прихвостнем при вас скакать, не понимаю. Дальше, назад 3,5 часа, Дима. Опять у меня отекут ноги, ты понимаешь, Дима?» Он говорит: «Ну, короче, ты летишь или нет?» Я говорю: «Нет! Я же сказал, у меня ноги отекают!» Он говорит: «Я так и скажу!» Я говорю: «Так и скажи!» Я думаю, что сейчас, честно говорю, Путин сказал бы мне: «Полетели в Сидней», а это в Сидней 20 часов в самолете. Я бы сказал: «Да, да, я хочу, чтобы у меня отекли ноги! Можно два раза в Сидней слетать? Три раза? Вокруг всей Земли?» Я вот думаю:

«Какой же был все-таки звезданутый в то время, боже милостливый. Я ведь был абсолютно звезданутый на всю голову. Прямо неловко сейчас».

Урок 2

Мы говорили с вами о непростой ситуации в августе, я напомню: это была ситуация, когда окончательно вся элита страны отвернулась от Кремля. Я абсолютно не преувеличиваю: и Кремль был таким местом позорным, прокаженным, ужасным для элит, внимание – для всех элит. И самое красноречивое, самое удивительное, такой яркий удар плетью просто в лицо сделал кадрово Ястржембский. Ястржембский был очень публичным и ярким человеком, очень много его было в медиа. Сергей Ястржембский, который был пресс-секретарем Ельцина и который покинул этот пост с тем, чтобы уйти к Лужкову. И вот этот переход был окончательным приговором, я думаю, что значение его понимали все участники процесса.

Путин не занимался конфронтацией с лужковцами. Путин приходит с этой своей ласковой улыбкой, с этим интенсивным свечением глаз… На самом деле он человек абсолютно обаятельный. Вот вы заходите к Путину с любыми идеями и с любым представлением о нем, может быть, нейтральным, или даже осторожным, или даже враждебным представлением, и Путин вас очаровывает. Притом он проводит с вами ровно столько времени, он же не следит за часами, которые у него на правой руке, но он на них не смотрит. Он проводит с вами столько времени, сколько нужно, чтобы вы вышли очарованным. Надо десять минут – десять, значит, надо сорок – сорок.

Путин вообще – и это я отметил с первой встречи с ним – абсолютно тяжело работает над отношениями. Это не само с неба валится, это не дар божий, это тяжелая работа. Представьте себе, что вам надо интенсивнейшим образом очаровывать людей так, чтобы они были за вас, готовы были горло рвать, или с гранатой под танк, или еще что-то. Это тяжелейшая работа. Путин – не Де Ниро, Путин – не большой драматический актер, не какой-то такой рисованный образ, а человек с возможностями очаровывать, в общем, довольно средними от природы, и все, что он достигает, он достигает работой глаз. Когда ты говоришь с Путиным, он же говорит очень тихо, спокойно, у него глаза постоянно работают, постоянно лучатся. И ты мгновенно попадаешь в ситуацию, когда ты должен отвечать, глядя в глаза. Глаза Путина – интенсивные, ласково поощряющие, типа: «Ну, давай, давай!» Я думаю, что я же захожу, допустим, а за мной еще кто-то заходит, это же не ко мне – это ко всем. Это вообще ко всем!