Книга Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья - Томас Кейтли

Видя эти бедствия, девять отважных доблестных рыцарей решили объединиться в союз, который бы сочетал в себе свойства монахов и рыцарей, посвятив себя целомудренной и праведной жизни вблизи могилы Спасителя и задействуя свои мечи для защиты пилигримов на их пути к святым местам. В качестве своей покровительницы они избрали милостивую Богоматерь (La doce Mere de Dieu), и их решение, столь хорошо сочетавшееся с духом Крестового похода, соединившее в себе набожность и храбрость, сразу же нашло горячую поддержку короля и патриарха. В присутствии последнего они принесли три обычных обета: целомудрия, бедности и послушания, а также обет непрерывного сражения с язычниками за пилигримов и Святую землю. Они обязались жить по правилам и канонам святого Августина, а в качестве своего первого магистра избрали Гуго де Пейна. Король Болдуин II отписал им часть своего дворца под их обитель. Он и его бароны также оказали им материальную поддержку. Поскольку дворец располагался вблизи церкви и монастыря Храма, аббат и каноники предоставили им помещения для хранения припасов и оружия, и отсюда они стали называть себя воинством Храма (Militia Templi), или тамплиерами. Они сразу же получили такое признание, несомненно, благодаря главным образом новизне своего замысла, и уже через год после их появления (1120) герцог Анжуйский Фульк, который отправился паломничать в Иерусалим, вступил в их орден как женатый брат, а по возвращении стал ежегодно выплачивать тридцать фунтов серебра на содействие их благородным целям. Примеру герцога Анжуйского последовало несколько других правителей и дворян Запада.

Английский историк XII века Бромптон утверждает, что основатели ордена Храма изначально были членами ордена Святого Иоанна. Неизвестно, насколько можно доверять этому мнению[69], но очевидно, что к тому моменту в последнем не присутствовало никакой военной составляющей, и принятие им таких функций было подражанием храмовому сообществу. Увидев, какая волна одобрения обрушилась на тамплиеров за их мужественное поведение, госпитальеры также поспешили добавить функцию защиты к уходу и лечению пилигримов, и те из их числа, которые были рыцарями, снова взялись за оружие, обрадованные возможности снова использовать его в угоду Всевышнему. Доходы позволили им за плату нанять некоторое количество всадников и пехотинцев – практика, в которой их, возможно, опередили тамплиеры, которые использовали для этого деньги, поступавшие им из Европы. Однако при жизни Раймона де Пюи орден госпитальеров еще не стал целиком военным. Он всегда носил скромный титул управляющего (procurator) приютом, и лишь некоторое время спустя руководитель общества, как и у тамплиеров, стал называться магистром и начал возглавлять свои войска в битве. Нацеленность на помощь бедным и больным всегда составляла часть обязанностей монахов-госпитальеров, и это было их существенной отличительной чертой от соперничающего ордена тамплиеров, чьей единственной целью была война против язычников.

В течение первых девяти лет, которые прошли после учреждения ордена, рыцари Храма жили в нищете, с религиозным рвением направляя все деньги, которые присылались им из Европы, на пользу Святой земле и обслуживание пилигримов. У них не было своего особого облачения, их одежду составляло то, что им дарили верующие. И хотя они были рыцарями и непрерывно сражались с язычниками, нехватка их, скромность и умеренность были такими, что у Гуго де Пейна и его соратника Годфрея де Сент-Омера была всего одна лошадь на двоих – обстоятельство, которому они уже в свой более поздний блистательный период посвятили свою печать, изображающую двух всадников, скачущих на одной лошади. Образ, призванный внушать умеренность членам ордена, который теперь начал становиться высокомерным и кичливым.

Главной причиной необычайного успеха первых крестоносцев было отсутствие единства среди их врагов. Сарацины и турки испытывали взаимную ненависть и не объединились бы для общей цели. Более того, турки враждовали и между собой, одни правители часто вступали в союз с христианами против других. Но постепенно они начали осознавать необходимость объединения и с каждым днем становились все более опасными для своих христианских соседей. Король Болдуин II, который был пленником у них, делал все возможное, когда получил свободу, чтобы усилить свое королевство, и среди прочих способов для этой цели решил создать тамплиерам, чье мужество, скромность, верность своему делу были предметом всеобщего восхищения, дополнительную поддержку, получив официальное признание их ордена святым отцом. Для этого он отправил в 1127 году двух их членов по имени Андреас и Гундемар в Рим с соответствующим прошением к папе римскому, которому они также должны были предоставить убедительные сведения об опасном положении в Святой земле. Король к тому же снабдил их еще и рекомендательным письмом к святому Бернару, аббату Клервоскому, чье влияние в христианском мире было всеобъемлющим и который приходился племянником посланнику Андреасу. Вскоре после этого Гуго де Пейн сам приехал в Европу с пятью своими соратниками.

Рис. 4. Печать тамплиеров

Ничто не могло благоприятствовать новому ордену более чем одобрение и моральная поддержка выдающегося аббата Клервоского, который с некоторых пор уже был почитателем его целей и деяний. Тремя годами ранее он написал герцогу Шампанскому, который вступил в орден тамплиеров, письмо, одобряющее этот поступок как одну из величайших добродетелей в глазах Бога. Теперь, по случаю приезда наставника и по его просьбе, он написал яркое послание, призывающее членов нового ордена упорно продолжать свою тяжелую, но крайне похвальную деятельность по борьбе с тиранией язычников, обращающее внимание всех верующих на их благочестие и особенно противопоставляющее распутству тогдашних рыцарей скромность и непритязательность этих священных воинов. Он восхвалил безграничное повиновение тамплиеров своему наставнику как в обители, так и на поле боя. «Они уходят и приходят, – рассказывает он, – по сигналу своего наставника, они носят одежду, которую он им дает, и не требуют ни пищи, ни одежды ни от кого другого, они живут не унывая и воздержанно все вместе без жен и детей, и, поскольку ничто не требуется нуждающимся в евангелическом совершенствовании, без какой-либо собственности в одном общем доме, стараясь сберечь единство духа в обещании мира, так, как если бы одно сердце и одна единая душа жила бы в них всех. Они никогда не сидят без дела и не шатаются праздно в поисках новостей. Когда они отдыхают после битв с язычниками, что происходит нечасто, то, чтобы не вкушать хлеб праздности, они занимаются починкой своей одежды и оружия либо выполняют то, что будет удовлетворять пожелания наставника или общие нужды. У них нет почитания титулов, лучший, а не самый знатный наиболее уважаем. Они стараются быть предупредительными, выказывая уважение друг к другу, и облегчать трудности друг друга. Никакие непристойные слова либо легкие насмешки, никакой ропот или безудержный смех не остаются безнаказанным, если кто-либо позволит себе подобное. Они избегают шахмат и других настольных игр. Они избегают конной и соколиной охоты, которыми другие столь охотно тешатся. Они презирают всех фокусников и шутов, все распутные песни и игры как суету и безрассудство этого мира. Они обрезают свои волосы, повинуясь словам апостола: «Не приличествует мужу носить длинный волос». Никто никогда не видит их без одежды. Они редко моются. Чаще всего их можно увидеть со спутанными волосами и покрытыми пылью, потемневшими от своих лат и палящего солнца. Когда они выступают на войну, то вооружаются в соответствии с верой, не без железа, но никогда не украшают себя золотом, желая вселять во врага страх, а не стремление к трофеям. Они восхитительные наездники, их лошади сильны и быстры, не те, которые красиво украшены и облачены нарядной сбруей, а те, которые должны вызывать ужас, а не восхищение. Они не бросаются опрометчиво и сломя голову в битву, а сражаются предусмотрительно и осторожно, с хладнокровием, достойным истинных сынов Израиля. Но как только битва началась, они без промедления устремляются на врага, боясь его не больше чем стада овец, не ведая страха, даже если они малы числом, полагаясь на помощь Господа Саваофа (букв. Господа Воинств. – Ред.). Поэтому один из них часто может обратить в бегство тысячу, а двое – десять тысяч. Таковы они, удивительные в сочетании, одновременно более кроткие, чем ягнята, и беспощаднее львов, поэтому любой может усомниться, монахами или рыцарями назвать их. Что еще остается сказать, как не то, что это деяние Всевышнего и поразительно для наших очей? Такие они, избранные Богом из самых храбрых в Израиле, что бдительно и верно смогут охранить святую гробницу, вооруженные мечами и искусные в военном деле».