Книга Fly by Night. Хроники Расколотого королевства - Фрэнсис Хардинг

— Ладно, откуда тебе знать, — добавил он примирительно. — Хуже всего, я теперь сомневаюсь, что злосчастный печатный станок принадлежит Ключникам.

— Что?

В голове у Мошки все окончательно спуталось.

— Я подслушивал за дверью, как они допрашивали Хопвуда Пертеллиса, — сказал Клент. — Они хотели узнать, где этот чертов станок. Потом обсуждали, как трудно найти дрессированного крокодила на черном рынке. А потом… распахнули дверь и втащили меня внутрь за шейный платок.

— Что? Они тебя…

— Да, я попался. Начал заливать, что выслеживаю их, потому что хочу вступить к ним в ряды. Они не поверили. Они знали, кто я такой. Знали, что я работаю на Книжников. Знали все, что я написал в отчете Мэбвику Току. Ума не приложу, как так вышло.

Мошка моргнула. Услышанное не укладывалось в голове.

— Я не поняла, мы теперь работаем на Ключников? — спросила она.

— Нет. Нам надо бежать из города. В том отчете было мое имя. И твое тоже, Мошка.

Мошка почувствовала, что к каплям дождя на лице примешиваются слезы, и опустила голову. Она знала, что стоит поднять взгляд, и она увидит вдалеке Восточный шпиль. Тогда она точно расплачется.

— Мистер Клент, вы можете… можете оставить меня. Написать записку леди Тамаринд, что… вам больше не нужна эта работа, вы оставляете место мне. Вам так будет проще, я знаю.

Клент бесстрастно взглянул на нее. Дождь лил сильнее с каждой минутой, и парик Клента совсем промок.

— Нет, — сказал он тихо.

Потом нагнулся к Мошке и завязал разболтавшийся шнурок чепчика.

— На это я не пойду.

Канава вдоль дороги журчала, унося к реке мелкий мусор. В ту же сторону шли Мошка с Клентом. Вскоре они достигли брачного дома.

— Мошка, — сказал Клент, когда они поднялись на крыльцо, — за домом пришвартована лодка. Подведи ее к подвальному окну. Полукруглому. И жди меня.

Мошка молча кивнула. Она боялась, что если скажет хоть слово, то разрыдается. Пока Клент открывал дверь, Мошка обошла дом и, перебравшись через поленницу, подошла к реке. Время было позднее, так что единственные глаза, видевшие, как Мошка с Сарацином садятся в лодку, принадлежали курам во дворе.

Лодка была сплетена из ивняка, обтянута кожей и напоминала большую корзину. Внутри лежала пара весел. Швартовая веревка была обмотана вокруг столбика. Мошка представила, как Пирожок привязывает лодку: губа закушена от усердия, рыжие завитки падают на лицо. А затем она представила, как Пирожок выходит утром на берег покормить кур, ошарашенно смотрит по сторонам, а лодки-то нет. Пирожок заливается слезами.

«Ну и ладно, — отмахнулась Мошка. — Она и так все время плачет».

Мошка села в лодку, поставила Сарацина на дно и стала разматывать веревку. Она попробовала вставить весла в уключины, но те оказались слишком тяжелыми. Тогда Мошка стала подтягивать лодку к окну, цепляясь за плющ на стене. Под нужным окном красовалась каменная физиономия святого Марпекета, что защищает от ранних заморозков. Он смотрел вверх, ловя лицом капли дождя. У него был такой длинный нос, что Мошка без труда привязала к нему лодку.

Она смирилась с тем, что им с Клентом придется покинуть Манделион. Это неизбежно, как дождь, а значит, глупо сопротивляться. К тому же она не верила в скорую войну. Клент увидит, что все спокойно, и привезет ее обратно. Когда Мошка думала о леди Тамаринд, мысли путались, но ее не оставляло странное ощущение, что их судьбы неразрывно связаны.

Она не злилась на Клента за то, как он говорил с ней. Всю жизнь ее поливали куда худшей бранью люди, совершенно равнодушные к ее существованию. Она привыкла и научилась жить в страхе. Теперь она убедилась, что в душе Клент не тот самодовольный франт, каким хочет казаться, ему тоже знакомы страх и смятение. Он тоже в ярости из-за того, что бессилен перед обстоятельствами, к тому же он уже не молод, а значит, невзгоды даются ему куда тяжелее. И все равно ему удавалось создавать впечатление удивительной легкости во всем, что он делал.

Что он предпримет теперь? По его словам, они должны исчезнуть тихо, никого не разбудив. Он что, обворует дом перед уходом? Может, в эти самые минуты он снимает простыни с кроватей, прячет в сумку подсвечники и столовое серебро. Мошка представила, как Клент подходит к алтарям Почтенных и без зазрения совести сгребает с них подношения, а то и самих идолов, чтобы продать потом или вовсе переплавить на металл.

«Нет, он не посмеет, — успокаивала Мошка себя и тут же сокрушалась: — Еще как посмеет. Но так нельзя».

Полукруглое окно, под которым сидела Мошка, открывалось внутрь. Девочка вскарабкалась по плющу на карниз и забралась в дом. Она не смогла помешать Кленту осквернить часовенку Добряка Построфия на окраине Чога, но она все равно будет взывать к его совести. Может, получится отвести от них беду. В конце концов, он сам решил взять ее с собой, а значит, должен прислушиваться к ее мнению.

Она попала в часовню Лимфо, где недавно проводила брачную церемонию между Пирожком и Сарацином. Было темно, но Мошка знала путь до своей комнаты и двинулась наощупь. У каждой двери она прислушивалась, но везде было тихо. И вот она достигла нужной комнаты и осторожно вошла. В зале было темно, но из-под двери чулана пробивался свет.

Клент говорил, чтобы она не смела беспокоить его, когда он ушел в чулан, но прежние правила в ее глазах лишились смысла.

Она тихо подошла к чулану и открыла дверь. На полу, у самого порога, стояла свеча. Недолго думая Мошка нагнулась и подняла ее повыше, чтобы удовлетворить свое любопытство.

Клент согнулся над открытым сундуком. Лицо его налилось кровью от напряжения, а в руках он сжимал край мешка, явно тяжелого. Из сундука свисали темные волосы. Мошка подумала, что не видела у Клента такого парика. Заметив Мошку, Клент опустил мешок обратно и уставился на нее, тяжело дыша.

Тут Мошке бросился в глаза рукав куртки, свисающий из сундука. Оттуда торчала кисть, будто человек откинулся в лодке и свесил руку за борт. Только эта кисть поражала неестественной бледностью. Бывает белая кожа, как у аристократа или как у школяра, который не видит солнца. А здесь бледность напоминала влажный корень, выкопанный из земли, или брюхо рыбы, выловленной из реки. От этой бледности отдавало холодом и сводило желудок. Мошка точно знала, что обладатель руки мертв.

Запястье было чуть кривым, будто после перелома неправильно срослось.

— Я, кажется, — сказал Клент, тщательно выговаривая каждое слово, — велел тебе ждать в лодке.

— Я под дождем промокла, — ответила Мошка еле слышно.

— Хочешь сообщить что-то еще?

Спокойный тон Клента не на шутку испугал Мошку, она молча покачала головой.

— Тогда поговорим позже, сейчас нужно действовать. Иди сюда, помоги мне.

Мошка прикинула, стоит ли бросить свечу и сбежать.