Книга Как избавиться от герцога за 10 дней - Лора Ли Гурк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаете, мне это нравится.
Она попыталась восстановить дыхание, хотя не понимала, почему оно сбилось, и прошептала:
– Зачем вы это делаете?
Он поднял голову, изучая ее.
– Почему у меня такое чувство, что мы говорим не о физических упражнениях и массаже?
– Я понимаю, чего вы… хотите. Но почему со мной?
Выпрямившись, он придвинулся к ней.
– Мы это уже обсуждали: вы моя жена, Эди.
Услышав его ответ, она ощутила странное разочарование, хотя и не знала почему. Чего, собственно, она ожидала?
– Вы могли бы добиться аннулирования брака, если бы подали прошение. Кроме того, я отказываюсь удовлетворять ваши… ваши… – В горле внезапно пересохло, но она заставила себя продолжить: —…ваши супружеские притязания. Это может послужить основанием для аннулирования.
– Меня это не интересует, Эди. – Его взгляд прошелся по ее лицу. – Я не хочу расторжения брака.
– И если бы это произошло, – будто и не слышала его, продолжила она, – то вы могли бы снова жениться.
– Спасибо, но у меня уже есть жена и она меня вполне устраивает. – Он прикоснулся к ее щеке так нежно, что у нее не появилось желания отстраниться.
«Вы не смогли бы, – подумала она. – Нет, если бы знали».
– Вы могли бы найти более подходящую девушку, – сказала Эди, и в собственном голосе услышала ноту отчаяния. – Красивее…
– Красивее? – фыркнул Стюарт. – Вы считаете себя некрасивой?
Она сглотнула и открыла глаза.
– Да, и мы оба знаем это.
Его взгляд так медленно скользил по ее лицу, что, казалось, минула целая вечность, наконец он произнес:
– Лично я ничего об этом не знаю.
Она ненавидела этот его откровенно оценивающий взгляд, ненавидела и себя – за то, что становится из-за него ранимой.
– Ну и кто из нас лжет?
– Мы оба помним тот день на террасе. – Его рука легла на ее щеку, и он повернул ее лицо к себе. – И хотя я не могу с полной уверенностью сказать, почему это мне так запомнилось и что именно заставило вас улыбаться, но тогда вы в первый раз улыбнулись мне.
– И что? – Вопрос прозвучал резко и жестко: она не могла вынести эту легкую нежную ласку, но пока еще могла оттолкнуть его руку… если бы хотела. «Встань, – приказала она себе, – встань и уйди!» – но не могла двинуться с места, отчего руки ее сжались в кулаки. – И что вы хотите этим сказать?
– Хочу сказать, что вы правы.
– Права в чем? – Она опустила глаза, стараясь вообще не смотреть на него, ничего не чувствовать.
– В том, что вы некрасивая. – Он говорил, а его прикосновения, нежные как перышко, от щек к вискам, потом вниз к шее, сводили ее с ума. – Потому что, когда вы улыбнулись мне в тот день, я не думал даже, что вы красивая. – Он сделал паузу. Его пальцы замерли. – Я думал, что вы прекрасная.
При этих словах что-то в ней сломалось, она едва сдерживала рыдания.
– Я не могу дать вам то, чего вы хотите, Стюарт. Вам надо найти другую…
– А вы, Эди? Чего хотите вы?
Большой палец коснулся ее губ.
– Чего я хочу, не имеет значения.
– Нет, имеет. – Легкая ласка была невыносима. – Вы не хотите детей?
Страх усилился и объял ее сердце, и это было больно. Как от удара.
– Нет, – солгала Эди.
– Почему нет? – Его пальцы замерли на ее губах, он придвинулся еще ближе. Она попыталась отвернуться, но он запустил руку ей в волосы и удержал.
– О нет! – воскликнула Эди и так резко отстранилась, что оборка платья зацепилась за запонку на его манжете и тонкое кружево порвалось.
И этот звук, похожий на чирканье спички, словно отрезвил ее и призвал к действию. Она отползла от него на коленях, попыталась подняться на ноги, но каким-то образом ее юбки оказались под ним.
– Пустите! – в панике воскликнула Эди, отчаянно пытаясь высвободиться. – Пустите же!
Он приподнялся, освобождая ее юбки, и она наконец-то вскочила на ноги. Стюарт тоже поднялся, но медленно, воспользовавшись скамеечкой для ног.
– Эди, подождите!
Он ухватил ее за талию, она попыталась вырваться, но он не отпустил, а, напротив, обнял еще крепче. Она замерла, охваченная страхом, стыдом и внезапно возникшим пугающим чувством неизбежности. Зачем бежать? Что за причина?
Она опустила глаза на порванное кружево: ничего, лишь небольшая дырка, всего-то дюйм-два. Подняв свободную руку, Эди с удивлением заметила, что пальцы не слушаются ее, когда попыталась соединить порванное кружево.
– Боже мой! – Голос Стюарта, казалось, раздавался откуда-то издалека, и хотя хриплый шепот едва можно было разобрать, это сказало ей, что он все понял. Он тут же убрал руку с ее талии, словно обжегся. – Боже мой, до чего же я глуп!
Его рука поднялась и коснулась ее лица. Она вздрогнула, и хотя он тут же убрал руку, ее страх вышел на поверхность, как ни хотела она это скрыть.
Грудь сдавило, запах одеколона наполнил ноздри и проник в грудь, стыд обдал ее, обжигая кожу, как щелочное мыло, которое она использовала тогда в Саратоге, пытаясь смыть с себя постыдные следы.
– Эди, посмотрите на меня.
Не желая повиноваться, она покачала головой, хотя прекрасно знала: до тех пор пока не сбежит отсюда, ей придется смотреть на него. Даже если сбежать на край земли, ей все равно никогда не избавиться от случившегося.
Эди заставила себя поднять глаза, и в тот момент, когда увидела его лицо, что-то сломалось внутри. Резко повернувшись, она бросилась к двери. Она бежала не из-за страха, а от шока: лицо Стюарта – это было больше, чем она могла вынести.
За свою жизнь Стюарт испытал немало сильных эмоций: сходил с ума от первой любви, опускался в самые темные глубины от горя, испытывал благоговение, наблюдая красивейшие африканские закаты, а однажды даже впал в ступор при виде веснушек на женском лице; познал он и вожделение, и голод, и радость, и боль, и отчаяние.
Как он считал, гнев ему был тоже знаком. Считал до сих пор.
Стюарт стоял в спальне Эди и думал, что злость, которую испытывал прежде, ничто по сравнению с тем, что чувствовал сейчас. Гнев – это другое. Гнев – это когда кровь закипает в жилах и бежит подобно лаве, когда ты чувствуешь, будто тебя раздирают на части, темнота застилает глаза и поглощает все… И этот гнев он ощущал, наблюдая, как тонкая рука Эди пытается сомкнуть порванное кружево.
В этом неловком движении истина открылась ему молниеносно, шокируя и парализуя, когда Эди выбежала из спальни. Он не мог следовать за ней, не мог двинуться с места или трезво размышлять, чувствуя, как внутри закипает гнев, а мог только чувствовать. И стоя в этой красивой уютной английской спальне, с бледно-сиреневым шелком и бархатом, он чувствовал первобытную ярость дикого зверя, с которыми ему приходилось сталкиваться в африканском буше.